Один раз Иван слышал, как кто-то многозначительно сказал: «Гений!» Два раза: «Изобретатель!» И много раз: «Парень с приветом, а здоровый. С ним лучше не связываться…»

Он был взвинчен, опустошён душевно и крайне обессилен физически. При взбегании по лестнице на девятый этаж стал ощущать одышку. До того лифтом никогда не пользовался, теперь нет-нет, да и входил в кабину. Всё чаще он ловил себя на мысли о собственной бестелесности, думал о себе как о существе, способном взлететь, которому нужна одна последняя подсказка или незначительный намёк, — и оно полетит наверняка или совершит какой-нибудь нелепый или иррациональный поступок.

Сарый, по-видимому, к тому и стремился.

Такова была обстановка после месяца «учёбы»…

Как вдруг в одно прекрасное «сарыевское» утро (на улице, быть может, стоял вечер, или светило солнце, а то и тянулась ещё глухая ночь), учитель встал с постели. (Он спал на диван-кровати Ивана, а ученик ютился при кухне на полуразорванной раскладушке: даже с деньгами купить что-либо поприличнее он не сумел). Встав, он ласково засмеялся, потянувшись и поднявшись на цыпочки, похлопал ученика по плечу лёгкой ладошкой, будто потрогал монумент, и сказал нормальным человеческим голосом, без чириканья, свары и спешки:

— А что, Ваня, нет ли у тебя желания подвигаться во времени?

И счастливо так и понимающе глянул на него выразительными карими глазами.

— ???

А что мог сказать ему в ответ Иван?

— Представляешь, Ваня, — продолжал учитель свой необычный монолог — доброжелательный и откровенный, — мне вот всегда хочется ходить во времени… Тебе, возможно, покажется смешным, но я вижу смысл своего предназначения в движении во времени… Как ты думаешь, прав ли я?

Сбитый с толку, Иван пожал плечами и невразумительно что-то ответил на неожиданное просветление и признание учителя.

— Не притворяйся, Ваня, — излучая каждой чёрточкой лица благожелательность, проговорил Сарый. — Ты меня прекрасно понял… А дуешься… А дуешься-то!.. Ваня! Зачем?.. Ты же умный парень. Ты даже не знаешь, какой ты умный. А потому попробуй сегодня со мной сделать разминку. Я надеюсь, у тебя всё славно получится. Поверь, ты уже к этому готов. Прислушайся к себе как следует. Ну, ну… Слышишь?

Его мягкий голос, добрые глаза с хитринкой и предложение сделать с ним разминку без криков и оскорблений выбили Ивана из седла настроений последнего времени. Он обмяк и готов был поплакать.

Чтобы не допустить этого, закусил губу.

— Ну что ты, Ваня, право? — заметил его состояние Камен. — У тебя в твоей прежней жизни были не менее сложные периоды. И ты, я знаю, ни разу не дрогнул… Успокойся и настрой себя на работу. Да, Ваня, на работу. Пойми, всё, что ни делалось, всё ради тебя, для твоего раскрепощения и раскрытия способностей.

— Тоже мне метод, — буркнул Иван, не поднимая головы. — Пять лет жизни мне стоило. Коту под хвост!

Сказал, посмотрел на обиженное лицо учителя и почувствовал себя виноватым и грубым.

— Извини… Учитель! — Приложил руку к груди и через силу улыбнулся. — Что будем делать?

Сарый фыркнул с присвистом и повторился, уже без всяких сантиментов и коротко:

— Попробуем вместе с тобой сегодня подвигаться во времени. Я считаю, у тебя получится.

«Легко ему сказать: — попробуй и получится», — мрачно подумал Иван.

Первое составляющее фразы — разговор для слабонервных. Попробуй, чтобы удостовериться в способности, а само слово это связано с глаголом несовершенного вида, во всяком случае, задумаешься: выйдет прок из этого попробуй или не выйдет? Зато вторая часть — получится — вселяла надежду и желание попробовать.

— Делай как я! — произнёс учитель литую армейскую фразу, когда Иван обрёл относительное спокойствие и в непонятной ещё для него последовательности сделал руками хитроумные пасы, способные вогнать в тоску любого, тем более Ивана. Он их уже насмотрелся за время, проведённое рядом с учителем, до мозолей в глазах. — Делай как я! — повторял Сарый.

Ученик старался полностью повторять все его телодвижения, хотя в душе совершенно не был уверен в целесообразности Сарыевских поз — ноги так, руки — эдак. Шаманство какое-то! Два притопа, три пришлёпа. Будто на дискотеке.

Разминка в том же духе продолжалась минут пять.

Вдруг Сарый прикрикнул повелительно:

— Не отставай!

И начал блекнуть на фоне обстановки комнаты. Сквозь него стали просматриваться до того заслоняемые им же половинки телевизора и кресла.

Иван напрягся и… привёл его изображение к естественному состоянию.

Впрочем, напрягся — мало что сказать.

На самом деле Иван почувствовал, как в нём словно всё сместилось под напором посторонних сил, хотя ощущал в них и своё присутствие. Свои силы, которые повелевали и помогали сделать всё точно так, а не иначе, и привели в действие скрытые пружины его бытия во времени. Все остальные чувства, как показалось Ивану, оставались прежними. Правда, они особо его не особо занимали в данный момент.

Сарый коротко одобрил: «Хорошо!» — и внимательно осмотрел ученика с ног до головы, как будто подвергая контролю на наличие у него всех частей тела.

Его одобрение означало, что Иван, также как и он, двинулся сам собой по оси времени, отставая от его нормального течения. Оно для него перестало существовать, зафиксировалось в нулевой точке отсчёта.

— За мной! — с расстановкой позвал Сарый, вновь осветляясь. Это он двинулся в прошлое. — Пошли, Ваня, пошли… — долетело до ученика затухающее приглашение.

Сарый исчез, а Иван остался один, погруженный в какую-то неясную, неосязаемую пустоту. Завис в белёсом мареве. В нём самом пропало внутреннее напряжение, помогавшее вначале двинуться с мёртвой точки в деле хождения во времени. Иван застыл в оцепенении, боясь вздохнуть. Как же он теперь? Здесь? Один?..

Рядом наметилась тень, загустела, обрела плоть учителя. Он был взбешён. Куда только подевались его недавняя теплота и доброжелательность!

— Во времени, Ваня, ходить надо! — сварливо высказался он. — А ты тут обыкновенным болваном стоишь.

Иван беспомощно потоптался на месте, показал — вот, мол, хожу, а какой толк?

Учитель, глядя на его потуги, заверещал от смеха и переломился надвое, изображая необыкновенное веселье.

— Идиот и болван! — восхищенно изрёк он и потом ещё несколько раз повторил оскорбление на все лады, при этом кругами ходя вокруг ошалевшего Ивана и рассматривая его как памятник. Наиздевавшись вволю, проговорил вполне серьезным голосом: — Ну, хорошо. Стой, как стоишь. Посмотри хорошенько, что ты видишь вокруг?

— Ничего, — охотно и категорически признался Иван, так как, и вправду, кроме каких-то клубов в светлом мареве, ничего не видел.

Будто парящий утренний туман над озером.

— Так уж и ничего, — погримасничал Сарый, выражая сомнение. — Ты ещё раз осмотрись и спокойно разберись в обстановке.

Всё-таки, отметил Иван,