поверь пока на слово. Как человек и как учитель он хороший. Ты его ещё узнаешь.

— Возможно, — неуверенно отозвался Иван, убирая тряпку и ведёрко с грязной водой.

Учитель стойко сидел на полу, хлопал глазами и молчал. Казалось, он не замечает никого вокруг и не слышит разговоров о нём.

— Ладно уж, — с вздохом согласился Иван. — Будет ему баня.

— Ты потом его тряпьё выброси. И дай ему свой спортивный костюм, — Иван даже не удивился осведомлённости Симона о своем гардеробе, — но обуви никакой. Я же пойду, поставлю чай. Его покормить надо.

КЕРГИШЕТ

Сарый, вымытый, причёсанный и порозовевший, сидел на кухне. На нём красовался громадный для него старый спортивный костюм Ивана. На ногах — вязаные носки. Их Иван надевал, делая лыжные пробежки. Учитель пил чай из блюдечка с шумным прихлёбыванием, не забывая вскидывать красивые карие глаза то на Ивана — изучающе, то на Симона — виновато.

Ему было лет под пятьдесят, впрочем, такого сорта людям можно дать и тридцать, если бы не мешки под глазами да не дряблость кожи на шее. Лицо продолговатое и слегка усохшее. Прищур глаз говорил о лукавстве и веселости характера, но ни того, ни другого Иван у него не заметил ни сейчас, в день первой встречи, ни потом, по прошествии многих месяцев обучения. Зато это с лихвой проявилось позже…

Большие воскового цвета уши топорщились под длинными, седыми, редкими волосами.

И это всё, что мог бы сказать о нём Иван Толкачёв — его ученик.

Быть может, ещё, что роста учитель, уже без кавычек, среднего, и со стороны казался тщедушным и слабосильным. Как потом убедился Иван, это было обманчивое впечатление: силы Камену у других не надо занимать, своих достаточно.

— Ух! — выдыхал учитель после каждого глотка чая, покрываясь обильным потом.

— Хватит! — нарушил затянувшееся за чаепитием молчание Симон. — Давайте-ка я вас, друзья, познакомлю, так сказать, официально. — Учитель хрюкнул и протяжно всосал в себя чай. — Это, Ваня, твой учитель. Его имя — Кáмен Сáрый. Псевдоним, а как зовут по-настоящему, он тебе сам, может быть, когда-нибудь расскажет…

— У тебя тоже псевдоним?

У Симона на лбу сбежались морщины.

— И да, и нет. Сегодня речь не обо мне. Я говорю о нём. Это лучший учитель из доступных нам… И вообще, лучший. Во всяком случае, на данный момент. — Симон нахмурился. — Поймёшь позже. А сейчас… Камен, отвлекись и познакомься со своим учеником. — Камен мигнул и без видимого интереса уставился на Ивана. Очередной ученик — какая невидаль, говорил его взгляд. — Камен, перед тобой КЕРГИШЕТ!

— О-о! — Сарый вскинулся, губы его распластались в невыразительной улыбке — первой с момента его появления в квартире Ивана. Сейчас он остро и заинтересованно осмотрел ладную фигуру представленного ученика и со значением, но несложно прокомментировал: — Угу!

— Зовут его Ваней. Иваном Васильевичем, — продолжал знакомство Симон. — Фамилия — Толкачёв. Ты должен научить его движению, выяснишь представление и…

Его перебило неожиданное появление дона Севильяка прямо из воздуха. Симон поморщился:

— Мы же договорились…

Чисто выбритый и вымытый дон Севильяк вновь одет был весьма экстравагантно: какая-то просторная нахальной расцветки длинная рубаха навыпуск под серым истрепанным пиджачком, прикрывшим лишь его спину и руки до локтей. Значительные ягодицы гиганта рискованно обтягивали то ли бархатные, то ли ещё какие ярко зеленые штаны по щиколотку. Башмаки на высоком каблуке надеты на босую ногу.

— У меня кто-то был, — игнорируя слова Симона, густо пророкотал он и, позабыв обо всех, схватил с подоконника пластмассовую вазу.

Тряхнув и мощно дунув в нее, якобы почистил, налил в неё чаю. Иван вспомнил, что вазу ему подарили лет десять назад, и она никогда внутри не мылась. Но предупредить не успел.

— Интересно, — задумчиво проговорил Симон, брови его заломились. — Я посмотрю, кто там у тебя был… А что-нибудь?..

— Не было там ничего! Перевернули вверх дном, порвали всё и попортили!

Дон Севильяк пил огромными глотками, не обжигаясь крутым кипятком. При этом сопел как паровоз под парами и упрямо избегал смотреть на Ивана. Он явно был расстроен, и как ни старался казаться если не равнодушным, то хотя бы спокойным, его по-рачьи выпуклые глаза, мимика и жесты выдавали с головой.

Иван встревожился.

— Что-нибудь произошло? — осторожно поинтересовался он, уверенный в своей причастности к событию.

Дон Севильяк отвернулся.

— Нет… Пока нет. — Симон прищурил один глаз, будто прицеливался, посмотрел в сторону Ивана долгим взглядом. Привычным движением потёр колени ладонями. Вытянул губы в трубочку и пожевал их. — Впрочем… — что-то решив про себя, заключил он, — вскоре я тебе, Ваня, кое-что расскажу, а пока что это… несколько преждевременно. — Он помолчал и, словно отбросив все мысли о случившемся с доном Севильяком, отрубил: — Успеется!.. Пока поговорим о другом. Итак, Ваня, Сарый будет жить у тебя. Слышишь, Камен?

— Как не слышать? — пробормотал Сарый, выхлёбывая, наверное, двадцатое блюдце чаю. — Вас послушаешь, так лучше здесь отсидеться. Да и КЕРГИШЕТ всё-таки… Интересно. Но сам знаешь, как оно бывает.

Симон недоверчиво хмыкнул.

— Проследи, Ваня, чтобы он на улицу пока не выходил. А чтобы отсюда куда-нибудь не улизнул, никакой обуви, как я тебе уже говорил, ему не давай. Знаем его… Впрочем…

Симон на некоторое время замолчал, чем воспользовался Сарый.

— Ну, что ты говоришь? — отбился он от наговора и налил себе новое блюдце.

— То и говорю. А это вот, Ваня, на твоё и его кормление.

Так и сказал — на кормление, и подал Ивану толстенную, листов на пятьсот, пачку денег. Крупными купюрами.

От их вида у Ивана, не привыкшего к таким суммам, появилось смутное подозрение о деятельности всех этих ренков и вертов, в том числе сидящих рядом с ним.

Выросший в достатке, он, тем не менее, цену деньгам знал. Поэтому отметал все выгодные, как некоторым казалось, предложения для получения легких деньжат, самих плывущих в руки во время внезапно наступившей в стране неурядицы в обществе и экономике. Боялся скатиться до животного состояния нувориша.

Потому он, беря у Симона пачку, замешкался. Симон заметил его состояние.

— Бери, Ваня, — сказал он твердо. — Мы твоё, мягко сказать, негативное отношение к ним знаем и одобряем. Но этими не брезгуй. Они того не стоят… Эти деньги чистые, если хочешь, и не связаны ни с какими тёмными делишками или преступлениями.

— Сразу видно, зарплата, — съязвил Иван, не зная как ему поступить в данной ситуации.

Дон Севильяк, похоже, позабыл уже о своих бедах и от предположения Ивана о зарплате загоготал. Сарый от неожиданного грохота выронил блюдце и, обжёгшись горячим чаем, подпрыгнул.