Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Облачный Край и Андрей Тропилло
– “Нет, я без тебя не пойду, неужели тебе самому не интересно рассказать, как это вы все сделали, это так интересно, к тому же такие интересные люди, заинтересовались вашим коллективом, а ты так игнорируешь, неужели действительно тебе не интересно?” На что я в сердцах раздраженно сказал:
– “Да пошли они в задницу, Олег, эти интересные люди, с их своим таким любопытством…”
Ну, действительно, никакого мне дела тогда не было, что кого-то из Ленинграда это заинтересует. Альбом записывался для себя и для своих друзей, и с ним не связывалось никаких… да и какие надежды могли быть в те годы. Но, тем не менее, видя его расстройство, которое так и сквозило, в общем, жалко мне его стало что-то, все-таки товарищ наш. Дошли, он открывает дверь квартиры и c порога кричит: “Привел!”
Я зашел в квартиру и в прихожей все ленинградские гости стоят таким полукругом, и смотрят на меня. И я стою в дверях, смотрю на них. Несколько секунд такая тишина повисла, не то что б тягостная, в общем, фиг его знает, как охарактеризовать эту паузу. Я на них смотрю, они на меня, Олег между нами стоит, с ноги на ногу переминается: – “Вот, как я и обещал, Сергей Богаев, руководитель коллектива “Облачный Край”, а это “Аквариум”, вот оператор Андрей Тропилло”.
Поздоровались, и молчание как бы прорвалось, посыпались вопросы. В основном атаковали три человека – Тропилло, барабанщик Женя Губерман и гитарист – Саша Ляпин. Говорили они одновременно, да какие у вас барабаны, микрофоны, какая гитара, что за примочки использовались, в общем все это меня так ошарашило, такой неподдельный интерес, и самое главное, что на эти вопросы отвечать то было нечего… Тут Олег разрядил обстановку, пригласил за стол, а уже пробил заветный час и кто-то уже сгонял в магазин, стол ломился, и все продолжали осыпать меня вопросами. Особенно озадачил меня Тропилло, который все время спрашивал, какой у нас пульт, на что я ничего ответить не мог, потому что просто не знал, о чем идет речь. У нас не было никакого пульта, и я не понимал о чем он спрашивает. Гости подумали, что их дурачат, потому что на записи каждый из восьми предметов ударной установки был слышен абсолютно отчетливо, что было невозможно без индивидуальной подзвучки каждого барабана, двух тарелок и хай-хета. Тогда я и рассказал им, что нет у нас никакого пульта, и что гитара у меня “Урал”, и что примочки я спаял сам на наших транзисторах МП39Б за двадцать копеек, что вызвало опять много вопросов, почему голос так четко звучит, при такой тяжелой музыке, такая разборчивость всех инструментов очень озадачила ленинградских гостей.
Насколько это было возможно в той обстановке, я объяснял как и что – последовательность записи, что сперва пишем гитару с барабанами, потом накладываем бас и клавиши, эту технологию сейчас рассказывать смешно: чтобы звучал каждый предмет установки нужно соответствующее количество микрофонов. Друзья надарили нам с десяток бытовых, прилагаемых к и магнитофонам микрофонов типа МД200, от которых я отрезал штекера и скручивал их параллельно все – земли к земле и сигналы вместе, и вот уже эта конструкция подключалась в микрофонный вход магнитофона толстой бородой. Без пульта установить оптимальную громкость каждого предмета помогал выбор расстояния от микрофона до барабана. Мы писали кусок, затем слушали что получалось, и расстоянием до источника звука мы добивались баланса между инструментами. В общем – каменный век уже на “то” время. Кромешная нищета в плане оборудования заставляла нас работать головой и ставить эксперименты в таких случаях, на которых нормальные люди в больших городах даже и не заморачивались. Для меня это было настолько просто, обыденно и элементарно, что я сидел и не понимал, почему “Аквариум” смотрел на меня десятком пар круглых от удивления глаз.
Облачный Край
Саша Ляпин особенно прицепился к песне “Юный Натуралист”, она основана на гитарном ходе, который проходит по всей песне и на фоне которого лежит текст, ход довольно замысловатый, он не сложный, но Ляпин уже тогда был выдающимся, признанным гитаристом, для него не было невозможных партий, но тут он подбирает мою, сидел, сидел, первую половину играет, а вторую половину не может, не получается у него, все что-то не то. Спрашивает – “как вот это-то сыграно”, – я беру гитару, показываю, он снова пробует и у него опять не получается. Женька Губерман спросил “а какие у вас пластики, какой фирмы ударная установка?…” -“Да какой в жопу фирмы”, – говорю, я и слов-то таких не знал, – “Какая была в Доме Культуры, написано фабрика имени Энгельса… на заводе Красная Кузница какие еще могут быть фирмы… железо советское, которое гнётся от каждого удара как будто из пластилина сделано… а пластики какие были, такие и стояли, наши родные… почему гитара “Урал”… этот вопрос тоже для меня не понятен. А какая еще может быть у меня еще гитара, я, конечно же, видел на пластинках западных групп гитары Gibson, всякий Fender и прочее, но для нас то это было где-то за пределами досягаемости, в другой вселенной, бас-гитару я сделал сам, клавиши ФАЭМИ, тогда продавалась фигня такая, одноголосая… и прибалтийская такая штуковина – электропиано “МИКИ”, сделанное из полированного ДСП, из чего делали шкафы и тумбочки. Пара усилителей и десять бытовых микрофонов. И всё, не было у нас ничего, кроме твердой уверенности в правоте нашего дела, что собственно, нами и двигало. Так я и рассказал нашим ленинградским друзьям, на что Андрей Тропилло сказал, что верится с трудом, однако запись была, её еще раз прослушали, анализировали, по ходу задавая вопросы. В нынешнее время то альбом тот звучит смешно, однако в 1982 году в городе Архангельске он звучал отнюдь даже не смешно и совершенно не по-детски.
Пока мы разбирали наши технологии, обстановка резко потеплела, народ успел хорошо употребить, все подобрели, порозовели, все говорили практически одновременно друг с другом, звякали стаканы, лился рекой портвейн и водка, самые такие демократические напитки всех времён и народов, никто уже не замечал, что за окном суровая северная зима, какая-то закуска была. Тут
