– Это всё бред! – заорал Костя и отпрыгнул от Белого. Ему стало и в самом деле страшно, даже мурашки по спине заплясали. – Галлюцинации всё это! Не было никакой мамы! Я всю жизнь тут, в Корпусе, прожил!

– Ну, во-первых, слово тут сейчас неуместно. Сейчас ты не в Корпусе. А совсем в другом месте. А во-вторых, разреши полюбопытствовать, ты и родился в Корпусе? Уж не из пробирки ли? – ехидно поинтересовался Белый.

– Может, и из пробирки! Вам какое дело?! Уходите! Зачем вы меня мучаете?! – закричал Костя, безуспешно стараясь унять слёзы. – Да кто вы такой вообще?

Белый вздохнул.

– А вот этого я тебе пока объяснить не могу. Ты ведь знаешь. Да и не было бы в том толку. Потом, конечно, ты многое поймёшь. А пока думай.

– Мне не о чем думать! Вы всё врёте, всё сочиняете, чтобы меня с ума свести! – изо всех сил заорал Костя, делая шаг назад.

– Эти крики я уже слышал. – Белый поморщился. – Часто слышал, в самых разных вариациях. Ни к чему переливать из пустого в порожнее. Да, я понимаю, тебе сейчас плохо. Но так и должно быть. Иначе ничего не получится.

– Что не получится? Что?! – И тут воздух от его крика раскололся и упал на снег острыми стеклянными обломками. Чёрная полоса леса свернулась в кольцо, и Костя вдруг понял, что это не кольцо, а чья-то исполинская, обтянутая кожаной перчаткой рука. Рука дотянулась до низкого неба и с треском разодрала его, словно ветхую простыню. Синие потоки хлынули на землю, но сливаться друг с другом и не думали, текли по отдельности, искривлялись, пульсировали, а потом вдруг разом превратились в бледные круги перед глазами, вспыхнули напоследок голубым пламенем и растаяли во тьме.

В ушах ещё звенело, но Костя знал, что всё кончилось. И, облегчённо вздохнув, открыл глаза.

В окно мутным оловянным глазом уставилась луна. На надраенном линолеуме от неё протянулась бледная дорожка. Тишину нарушало лишь ребячье сопение.

Долго ли ещё до подъёма? Надо же отоспаться после такого кошмара. Похоже, болезнь разрастается. Сегодня Белый говорил с ним куда дольше, чем в прошлый раз. И в памяти почти всё осталось. Что же это всё-таки было? Сон? Или галлюцинация? Одно другого не лучше. Самое страшное – это Белый. Кто он такой? Впрочем, вопрос довольно глупый. Ясно ведь – плод больного воображения. Но почему воображение такое странное? Мама какая-то, градусник…

Несколько дней она продержала его в постели, боялась выпускать на улицу, а ребята ведь заходили, звали в хоккей погонять, клюшка у него была уже новая, синяя с белой надписью «MASTER», тётя Аня подарила на день рождения…

Что, опять?! Опять продолжается бред? Да что же это такое? Какая ещё клюшка, какая там тётя Аня? Нет, пока не поздно, надо Серпету во всём признаваться. Может, и не такая уж страшная у него болезнь. Вылечат и возьмут в Стажёры. Главное – не запустить.

Неприятности, конечно же, начались ещё утром. С Костей так всегда было: если недоспишь, вскочишь по звонку на подъём встрёпанный и злой – тут уж весь день добра не жди. Даже если ничего и не случится, всё равно не избавишься от мелких пакостей. То одно прилепится, то другое. Они, пакости, если уж заведутся, так не скоро отвяжутся. На опыте проверено.

Первую заподлянку судьба преподнесла Косте на завтрак. В столовой красовались тарелки с омерзительно жёлтой кашей из пшёнки. Давно ею не кормили, Костя уже и расслабился было – и на тебе подарочек! Он ненавидел эту кашу всей ненавистью, на какую был способен. Ещё бы, липкая, вонючая, с незаметными комками, от которых тянет блевать. Но, разумеется, ты глотаешь эту гадость, давясь от отвращения, и подчищаешь тарелку серым кусочком хлеба. Попробуй не доесть – тут же кляузу в Журнал накатают. А то и в Изолятор потащат, проверять здоровье. И обнаружат ту самую болезнь. Нет, лучше не рисковать. И мало того – приходилось за пацанами смотреть, все ли едят как следует. Помощник должен обеспечить «стопроцентную съедаемость». Он помнил, как когда-то давно Андрюха Кошельков, тогдашний Помощник, брал его своей потной ладонью за волосы и тыкал лицом в недоеденную тарелку. После чего уводил в палату воспитывать. Даже сейчас, хотя с тех пор протянулась вечность, от этих воспоминаний тоскливо ноет в животе. Но делать нечего, сам теперь Помощник, сам следи за порядком…

Дальше были утренние занятия. Группа, аккуратно построенная в затылок, отправилась на них минут через десять после того, как на мойку была отнесена последняя тарелка. Это оказалась рыжовская тарелка, и Костя тоскливо подумал, что надо же ещё заниматься с придурком, координацию развивать. Что поделаешь – сам Серпет велел. А когда заниматься, если до обеда уроки и прогулка, в тихий час – нельзя, а потом – тренировка с куревом? Ох, не сорвалось бы дело! А ну как их заловит Валера, неожиданно войдя в пропахшую дымом раздевалку? Впрочем, ладно, смелость города берёт. И однако же Костя чувствовал, что добром Лёхина затея не кончится.

Впрочем, на учёбе новых пакостей не приключилось. Всё было как всегда – высокие потолки классов, стены, затянутые коричневым бархатом, исчирканные шариком парты, «шлемы познания» – железные колпаки с тянущимися куда-то в пол проводами. Такой колпак полагалось напялить на голову, нажать вмонтированную в парту чёрную кнопку – и всё, отрубаешься. А потом приходишь в себя за пять минут до звонка, осоловело смотришь на доску. Там аккуратным почерком выведены оценки по всей Группе. Насколько, значит, усвоили очередную тему. И вновь появляется непрошенная мысль – чему же их всё-таки учат? Но знать не полагается, потому что – рано. Вот после Распределения, когда они пройдут сквозь Откровение – тогда другое дело. Тогда вся заложенная информация высветится в голове, тогда…

А сейчас надо лишь списать в свой специальный блокнотик оценки. Чтобы знать, каковы дела в Группе. Чтобы написать Серпету очередной отчётик. Смехота – неужели без Костиных отчётиков он об отметках не узнает? Но порядок есть порядок.

Были у них и предметы, на которых «шлемы познания» не использовались. Их вели учителя, и по ним задавали кучу домашних заданий. В основном учёба на таких предметах заключалась в тупой зубрёжке и постоянных проверках усвоенных ими знаний.

В общем обычные уроки – сплошная скука. То ли дело на Энергиях! Там никто тебя не учит во сне и не заставляет зубрить всякую непонятную муть, там всё самостоятельно и осознанно…

На Энергиях, однако же, не случилось ничего интересного. Если не считать очередной васёнкинской двойки. Совсем Саня распустился! Это же надо – кролика погладил! Вчера он хоть пробовал что-то сделать, а сегодня оборзел до крайности. Так прямо и заявил Василию Андреевичу: «Что хотите делайте, а мне его жалко!» И, взяв кролика на руки, погладил.

Василий Андреевич уж на что старый да опытный, а и у него прямо челюсть отвисла от таких наглых васёнкинских фокусов. А Костя почему-то подумал, что кролик, наверное, тёплый и что у него испуганно колотится сердце. Впрочем, нечего глупостями голову забивать. Главное, это новая Санина двойка. О которой надо писать Серпету рапорт.