ближайшую таверну. Хотя на дверной табличке было написано «только для членов клуба», меня это не беспокоило, я белый, а именно это и имелось в виду.

Бармен был реинкарнацией погибшего восемь лет назад в авиакатастрофе Рокки Марчиано.

– Что у вас есть?

– «Пабст Блю Риббон». Бочковое.

Я положил на стойку деньги.

Прихлебывая пиво, я притворился, будто просматриваю газету, которую уже прочитал. В таверне было еще восемь человек, все сидели возле барной стойки, из них три женщины, славянской наружности, без макияжа, из тех, кто может тягать тяжести наравне с любым мужчиной. Перед одним из мужчин, как и у меня, лежала газета, и он иногда указывал на что-то в ней во время разговора.

Я выпил кружку и заказал еще, а пока бармен наливал, сложил газету и положил ее на стойку фотографией Патрисии Коломбо вверх. Когда бармен принес мне второе пиво, я указал на фото:

– Тут пишут, что эта девушка Коломбо родилась здесь. Я этого не знал.

Он кивнул.

– Да. Семья жила в паре кварталов отсюда. Переехали они восемь или девять лет назад. Я знал отца, которого она убила.

– Без дураков? – я прикинулся, что удивлен.

– О да. Я знал его, его брата Марио, парней, с которыми они тусовались, Фила Капоне, Джо Батталью, Гаса Латини. Они лет десять-двенадцать тут жили.

– Знали ее? – спросил я, коснувшись фотографии Патрисии.

– Не, не особо. Видел изредка в то время. Милая малышка, всегда одетая как подобает: ленты, кружева, всякая такая ерунда. Время от времени я видел ее со стариком на «Ригли Филд». Этот парень был настоящий фанат «Кабс», раньше он порой очень злился на судей. Помню однажды…

О семье Коломбо бармен рассказывал, обслуживая клиентов, в течение часа, и в какой-то момент ко мне с кружкой пива в руке подошла одна из тех женщин-славянок.

– Черт, я помню Патти, как будто это было вчера, – сказала она. – Раньше моя младшая с ней вместе играла, – она хрипло рассмеялась. – Им приходилось играть вместе, они были единственными двумя маленькими девочками в квартале!

Я взял ей пива, и она продолжила говорить, бармен постоянно возвращался с чем-то новеньким, и из их рассказа у меня сложилась хрестоматийная картинка уважаемого итало-американского семейства из рабочего класса с бейсбольным болельщиком отцом и сидевшей дома и заботившейся о детях матерью: одна девочка и один мальчик с разницей в возрасте в шесть лет. Семейства, осуществившего в конце концов американскую мечту и переехавшего в свой дом в пригороде.

– А потом это… – покачав головой, проговорила славянская женщина, которую звали Вера, кивнув в сторону газетного фото Патрисии.

А потом это.

Я вышел из таверны и прошел последние два квартала, желая взглянуть на дом 1803 по Вест-Огайо-стрит, где родилась Патрисия Коломбо. Двухквартирный, в этой части нижнего Вест-Сайда банальный, как вода из-под крана. Он стоял на углу, а через улицу в соседнем квартале находилась начальная школа Тэлкотт, где училась Патрисия; в кондитерскую на углу она ходила тратить четвертаки, которые ей давал папа, когда она была хорошей девочкой. Она играла в этом квартале, как любой другой городской ребенок: в классики на нарисованных мелом квадратах на тротуаре, в камушки на ступеньках парадных, «Мама, можно?». Я сам играл в эти игры, пока не пришла пора Ринголевио[3], Бак-Бака[4] и костяшек.

Какое-то время я смотрел на это двухквартирное здание, и мысли вылетали, точно пули из автомата. Ее зачали в этом доме, когда ее отец Фрэнк и ее мать Мэри страстно обнимали друг друга. В этом доме она была младенцем, ползунком, дошкольницей, первоклассницей, маленькой девочкой, «всегда одетой как подобает: ленты, кружева…».

А потом это. Отец, мать, брат – зверски убиты.

Была ли она пресловутым дурным семенем? Или ее, как и многих других убийц, толкнуло на это непреодолимое отчаяние?

Возможно, никто никогда не узнает. Такое убийство…

Было уже поздно. Я вернулся на Чикаго-авеню и сел на крыльцо, дожидаясь 66-го автобуса, который отвезет меня обратно на Раш-стрит. Мне следовало думать о книге, над которой я работал, но я не мог выбросить из головы Патрисию Коломбо.

Как, думал я, эта симпатичная маленькая девочка с лентами и кружевами росла, что потом зарезала свою семью?

И как стало известно, что это она?

3

Май 1976 года

В течение семи дней после обнаружения тел старший следователь Рэй Роуз и его люди искали улики и вещественные доказательства по множеству направлений. В ближайшем пригороде обнаружили вторую машину Коломбо, «Олдсмобиль», и принялись досконально ее исследовать, как и найденный в городе «Тандерберд». Они работали день и ночь в поисках даже самых отдаленных зацепок.

Сам Роуз вместе со следователем Эдвардом Кюнелем восстанавливал последние несколько дней жизни Фрэнка Коломбо. В «Вестерн Ауто», где Коломбо руководил работой огромного консолидационного склада, они допросили его заместителя Джека Маккарти, который рассказал, что Коломбо не пришел на работу в понедельник, 3 мая, потому что возил сына Майкла к стоматологу. На следующий день он вернулся на работу, как обычно, за рулем «Тандерберда». Маккарти вспомнил только два случая, когда Фрэнк Коломбо приезжал на работу в семейном «Олдсмобиле». В тот день Коломбо был в хорошем настроении.

– Во вторник я видел его в последний раз, – вспоминал Маккарти. – Он не приходил в среду, пятого числа, или четверг, шестого числа. Но в этом не было ничего необычного, потому что Фрэнк был начальником, он брал выходные, когда хотел. В конце концов, когда он не пришел в пятницу, седьмого, я попытался позвонить ему около половины третьего. В трубке были короткие гудки.

Короткие гудки в половине третьего дня? В тот же самый день, когда полицейский Джо Джулиано трижды звонил и услышал длинные гудки? Телефон Коломбо становится проблемой.

Рассказанное Джеком Маккарти идеально согласуется с другими находящимися в разработке фактами, – все указывает на то, что убийства произошли поздно вечером во вторник, 4 мая.

Роуз спросил, знает ли Маккарти о каких-либо проблемах, которые могли быть у Фрэнка Коломбо, и тот вспомнил, что Коломбо в последнее время казался несколько раздраженным из-за дочери Патти.

– Пару недель назад он сообщил, что она ему сказала, что планирует скоро выйти замуж и хочет большую свадьбу. Но он не считал, что она настроена серьезно. Он сказал, что поверит ей, только когда увидит