если только удостоверение личности не поддельное. Хотя оно довольно убедительно с металлической полосой и голографическим изображением в углу.

— Мне казалось, ты говорила, что ты из Вайоминга. Это удостоверение штата Теннесси.

— Я его еще не обновила. — Она убирает удостоверение обратно в бумажник.

— Ты из Техаса, жила в Теннесси, потом в Вайоминге?

— Да, и в Оклахоме тоже. Я много переезжала, когда была ребенком.

— Как ты сюда попала? — повторяю я, используя тактику допроса, чтобы увидеть, правдива ли она в своей истории или добавляет и путает детали с каждым вопросом, зарывая себя в яму лжи.

— Насколько я понимаю, в двигателе внутреннего сгорания искра запускает серию событий, которые…

Я наклоняю голову.

— Я знаю, как работает автомобиль. Ты уклоняешься от моего вопроса. Почему ты здесь, в Хоук-Ридж-Холлоу?

Девушка улыбается, но могу сказать, что улыбка фальшивая. Та, которую она продемонстрировала в закусочной, заставила меня забыть, почему мне лучше быть одному.

— Я искала необычный городок, чтобы отпраздновать Рождество. Свернула не туда. Очевидно.

Мельком замечаю фотографию в ее бумажнике: ее и другой женщины. Я вижу только половину лица, но они похожи. Может быть, сестра или кузина?

— У тебя там волосы. — Кончиком ножа я указываю на то, что выглядит как оторванный конский хвост, который вывалился из ее сумочки.

Она быстро убирает их, и ее рука подсознательно тянется к тому, что, как я предполагаю, были ее длинными локонами. Кончиками пальцев едва касается зазубренных концов, подтверждая, что она, должно быть, подстригла их недавно.

— Да. Нужны были перемены. Я парикмахер и почувствовала вдохновение постричься самой. Воспользовалась моментом. Я собираюсь пожертвовать волосы на благотворительность. Сейчас как раз сезон. — Она издает игривый смешок.

— Выпила слишком много шоколада? — спрашиваю я.

— Нет. Не могу винить в чем-то шоколад, но могу подстричь тебе бороду.

— Учитывая, что ты все еще слегка дрожишь, не думаю, что доверю тебе острые предметы.

— Это говорит парень, который набросился на меня с колотушкой или как ты там сказал, это называется.

— Это был колун, и я на тебя не нападал. — Кладу нож, которым резал картошку, на столешницу, чтобы успокоить ее.

— Только не раскалывай меня, — говорит Айви.

— Не буду. Обещаю. — И я знаю, что лучше не нарушать это обещание.

Она вздрагивает, а затем, кажется, замыкается в себе, как будто думает о чем-то, что предпочла бы оставить на дне озера.

— Хочешь сыграем в «Правда или ложь»? Мы можем превратить это в игру. — Мой голос звучит ровно, потому что у меня такое чувство, что она опускает важные части своей истории.

Проверяю, закипела ли вода для картофеля, давая ей время решить, стоит ли признаваться.

Она отвечает:

— Не особенно. Но если хочешь услышать что-то правдивое, то вот. Ты, как если бы у Чудовища и Охотника родился ребенок.

— Как это может получиться?

— Ты грубый, как Чудовище, и прекра… грубый, как Охотник.

Что она чуть не сказала? Прекра… что?

— Я грубый и грубый? — Я почти хихикаю.

Розовый цвет ее щек от холода становится еще гуще.

— Я не уделяю особого внимания сказкам, но у меня есть младшая сестра, которая заставила меня посмотреть ту, в которой девочка любила книги.

— Это была «Красавица и чудовище».

— И он оказался прекрасным принцем, — добавляю я.

— Хочешь сказать, что под твоей суровой бородой на самом деле скрывается прекрасный Охотник? Пфф. Сомневаюсь. — Ее голос повышается на пару децибел, как будто она в этом не сомневается.

— Это ты сказала, а не я. — Пряча ухмылку, я поворачиваюсь к плите и добавляю картофель в кипящую воду.

— Я почти сказала это.

Убирая за собой беспорядок, я направляю на нее нож в руке, как бы говоря: «Ага, попалась!», но понимаю свою ошибку, когда ее глаза расширяются от ужаса.

— Извини, — бормочу я.

Наступает густая тишина.

Наконец, я нарушаю её словами:

— Ты как Белоснежка и девочка из «Трех медведей».

— Ты имеешь в виду Златовласку? Как это?

— Ты забрела в мой дом и сидела в моем кресле.

— У меня темные волосы, а не золотые локоны, и я не сломала кресло.

— Достаточно справедливо.

Она возвращается к своей сумочке.

— Просто чтобы прояснить, что я не хочу ничего плохого и мне просто нужно место, чтобы переждать эту бурю… — Она достает из сумочки другие предметы и называет их. — Бальзам для губ, упаковка салфеток, ручка и мятные конфеты…

— Стащила из ресторана? У тебя их там много.

— Они были бесплатными. Я работаю с людьми весь день и не могу душить их кофейным дыханием.

Я ворчу. Вполне правдоподобная история. Хотя ее комментарий о дыхании привлекает мое внимание к ее рту. К ее губам. Как они могут вызывать мой интерес и заставлять думать о невозможном, когда, скорее всего, она использует их, чтобы лгать? Ее губы могут быть оружием. Пара красивых, пухлых орудий. Я напоминаю себе, что нужно быть осторожным.

— У меня также есть квитанция, несколько резинок для волос и женские средства. — Последнюю часть она пробормотала.

— Что это? — Я жестом указываю на две серебряные ручки, торчащие из черного мешочка.

— Ножницы, э-эм, ножницы для стрижки волос.

Прищуриваюсь.

— Можно использовать как оружие.

— Или для стрижки волос, — говорит она более твердо.

У меня пересыхает во рту. Несмотря на столь необычные обстоятельства, эта женщина с ее манящими глазами и полными губами вызывает жажду. Я делаю глоток воды, а затем насвистываю, чтобы занять себя и не сказать какую-нибудь глупость или не прижаться к ее губам.

— Я не знаю, как еще доказать тебе, что не желаю зла.

Сливаю воду с картофеля, когда волосы на руках встают дыбом при мысли о том, что с ней могло что-то случиться на моей земле. Я не могу допустить еще одну потерю на моих глазах.

— Подумай о том, какой вред может принести пребывание здесь без надлежащих припасов. Следует постоянно иметь при себе термоодеяло, протеиновые батончики, вода, аптечка первой помощи, включая жгут, сигнальные ракеты и мультитул.

— Разве он не может быть использован как оружие? — спрашивает она.

Туше, она меня раскусила.

— В таких условиях никогда нельзя быть слишком осторожным, — говорю я резко, как для нее, так и для себя: условия представляют собой снежный шквал путаницы между моей головой и внутренностями. Как будто я проглотил жужжащий будильник.

— Похоже, ты прав, но я не планировала приходить сюда и… — Она гладит Птичку. — Почему ты назвал свою собаку Птичкой? Она больше похожа на медведя. Разве тебя это не смущает?

Нет, то, что Айви здесь — вот что меня смущает. Читай: внутренний снежный шквал. Высылайте