– В котором часу вас будили в лагере?

– В половине, – она подавила новый зевок. – Седьмого, – дозевнула до конца с содроганием всего тела. – Седьмого, – повторила она, и горло у нее снова стало наполняться.

Владимир Набоков, «Лолита».

Наша следующая настройка – настройка контраста наших художественных текстов, или, другими словами, умение видеть и воспроизводить противоречие.

Самое контрастное из известных произведений живописи – «Черный квадрат» Казимира Малевича. Малевич как великий теоретик авангарда высказался этой картиной (и не только ею) в том числе о принципе контраста: чтобы сделать белое белее, нужно разместить рядом черное, которое и нужно сделать черным, даже если изначально оба эти цвета – неопределенно серые.

«Искусство обладает великим свойством: противоречием, – писал Лотман. – Своих внушительных дам Рубенс как бы вешает в воздухе – они не стоят на земле, они плывут они – в противоречии со всем миром – летят. У Веласкеса нарисован прекрасный стройный человек, умное, почти рыцарское лицо, но он – карлик, то есть шут. Это показано тем, что рядом с ним поставлена собака, которая почти с него ростом. Веласкес вводит нас в прекрасный ужасный мир, который прекрасен – и ужасен, который красив – и отвратителен, он вводит нас в мир противоречий».

Что было бы, если бы дамы Рубенса сутуло оплывали на корявых табуретках? Что было бы, если бы Веласкес изображал только красивых собак? Мы бы не узнали ни о Рубенсе, ни о Веласкесе, наше сердце бы не замирало. Но жизнь противоречива – и мы как потребители искусства ценим тех художников, которые говорят нам об этом.

«В “Шинели” и в “Превращении” герой, наделенный определенной чувствительностью, окружен гротескными бессердечными персонажами, смешными или жуткими фигурами, ослами, покрасившимися под зебру, гибридами кроликов с крысами, – пишет Набоков. – Абсурдный герой обитает в абсурдном мире, но трогательно и трагически бьется, пытаясь выбраться из него в мир человеческих существ – и умирает в отчаянии».

Если бы Гоголь окружил Акакия Акакиевича такими же, как он, то никакой трагедии бы не родилось: деликатные люди помогали бы друг другу и нежно распивали чай по вечерам. Если бы Грегор Замза встретил настоящую любовь со стороны своей семьи, то прожил бы долгую жизнь избалованного домашнего любимца. Но в обоих случаях произошла трагедия, которая многое сообщает о нас и об устройстве нашего мира. Изображение этой трагедии дает нам возможность не превратиться в сослуживцев Башмачкина или в семью Замза.

«Мастерство Кафки, – пишет Набоков, – проявляется в том, как он накапливает, с одной стороны, энтомологические черты Грегора, все печальные подробности облика насекомого, а с другой – прозрачно и живо раскрывает перед читателем его нежную, тонкую человеческую душу».

Из автоматической жизни Грегор был выброшен в жизнь насекомого, чтобы как можно ярче обнаружить его человеческие черты, которые были не так заметны, когда он был человеком. Он стал больше похож на человека, когда стал насекомым, – вот парадокс, сочетание противоречий, контраст черного и белого. И он стал больше похож на человека, обнаружив свою уязвимость – хорошая подсказка всем нам, тренирующим собственную способность чувствовать боль.

Контраст – это принцип, существующий на всех уровнях текста, даже в диалоге. В сериале «Kidding» герой Джима Керри (Джефф), пережив потерю сына, приходит в больницу для онкобольных. Он – знаменитость, ведущий детской передачи, такой бесполый добрый волшебник с перчаточной куклой, от имени которой разговаривает с пациентами, как бы веселя их. И вот салон красоты при онкоцентре, пациентки наводят красоту, и среди них еле живая лысая девушка (Вивиан). Он подходит к ней.

ВИВИАН. Через шесть недель я умру. Иди помоги тому, кому не все равно.

ДЖЕФФ. Значит, тебе уже все равно?

ВИВИАН. Да.

ДЖЕФФ. Тогда зачем ты делаешь педикюр?

Она улыбается – контакт налажен, они (спойлер) довольно скоро займутся сексом. Что произошло в этом коротком диалоге? Джефф заметил противоречие между тем, что говорит Вивиан и что делает. Она собирается умирать, но делает педикюр, а дела всегда убедительнее слов. Очевидно, что в Вивиан не умерла надежда жить, а значит, Джефф может повеселить ее.

Все не то, чем кажется – этот принцип тоже вписывается в категорию «Противоречия». Например, глыба льда, торчащая над поверхностью воды в океане или море, это только 10 % от того, что скрыто под водой, политики врут, Версаль – это на самом деле вонь, дохлые кошки, экскременты на улицах, а также скучная и изматывающая борьба за то, чтобы быть поближе к королю. Духи – это не приятное дополнение к чистому телу, а изначально способ замаскировать неприятный запах немытого тела. «Делу время, а потехе час» – это не про то, что надо много работать и только часок веселиться: «час» и «время» были абсолютными синонимами тогда, когда возникла эта поговорка, теперь в переводе на современный русский она должна звучать как «делу время, потехе время». Гигантская клубника может быть абсолютно безвкусной, Голиаф не был самым эффективным воином, прекрасное растение может быть плотоядным, милый человек – маньяком, роскошный театр – убогим по качеству спектаклей. На приеме «все не то, чем кажется» построены детективы, комедии и драмы, и разгадывать ребус – «а как же на самом деле?» – нам как зрителям никогда не надоедает.

Иногда начинающему писателю трудно принять необходимость трансформации – вроде бы придуман интересный герой, так пусть же он не меняется. Но ему придется.

Если в тексте нет трансформации, значит, в тексте нет драматургии. Драматургия – это изменение персонажа либо изменение мира вокруг. Это изменение читательской оценки происходящего.

Вы задумали некий сюжет: ваш герой движется к своей цели, преодолевая препятствия. Что он должен преодолеть в себе, чтобы прийти к своей цели? Этот вопрос – ключевой, и ответить на него бывает непросто. Но именно в нем вся суть драматургии и суть термина «арка». Арка героя – процесс изменения героя в ходе истории.

Итак, наш персонаж должен что-то преодолеть в себе, чтобы прийти туда, куда он хочет, – к своей цели. Но меняться он не хочет, как и мы с вами. Разве вы смирились с необходимостью перемен? Даже если вы понимаете эту необходимость, начать действовать в нужном направлении очень трудно – колея засасывает, мы ежедневно наматываем по ней круги, и вырваться очень страшно, а находиться там часто уже невозможно. Но мы находимся – и это кризис, неминуемый этап трансформации, признание ее необходимости. Когда-то у греков была такая казнь-пытка: человека заживо зажаривали в медной статуе быка. Так же и мы живем в статуях, в которых нас как будто зажаривают. И мы не в силах выйти из этой оболочки.

Философ Мераб Мамардашвили, говоря о совсем другом, описал универсальный принцип застревания человека, который можно увидеть в разных произведениях искусства: «Ложь будет бесконечно повторяться в виде одних и тех же несчастий. Если мы не принимаем смертельный предел человеческого существования , мы вечно прожевываем один и тот же непрожеванный кусок. Вечно с нами будут случаться те же события, которые случались, и будет в нас та же немогота . Это настоящая картина ада!» Очевидно, этот же сюжет мы встречаем в фильме «День сурка».