Вернувшись туда, я схватила фартук и пошла к кассам, жалея, что Ана на репетиции. За второй кассой стояла Паула – еще одна двоюродная сестра моей подруги.

– Как дела, зубрила? – спросила она, приветливо улыбаясь. Пауле было двадцать, она работала здесь неполный день и одновременно училась на ветеринара. Ко мне она относилась, как к младшей сестренке, но не слишком снисходительно, так что в целом я не возражала. – Где ты была?

– Доставляла хлеб.

Я подумала, не написать ли Ане – но она, скорее всего, как раз сейчас увлеченно стучит на барабанах.

У Паулы негромко играло радио, что-то в стиле реггетон. Она развернула финиковый леденец на палочке и засунула в рот. Посмотрела на меня, и ее короткие светлые кудри слегка качнулись.

– А куда?

– В бухту, – машинально ответила я.

Улыбка Паулы стала еще шире. Она вынула изо рта конфету и указала ею на меня.

– Ты ходила в бухту? – произнесла она обвиняющим тоном.

– Как видишь, и море меня не поглотило. Да, сама в шоке. Ты знаешь кого-нибудь из семьи Акино? – Ана ведь говорила, что они старше, чем мы.

Паула пожала плечами:

– Я училась в одном классе с Эмили. Слышала, она теперь работает на каком-то большом курорте. Ну, и говорят, что Алекс вернулся. – Она ухмыльнулась, разглядев что-то в моем лице. Я сложила руки на груди, затем расплела, потом заново повязала фартук. – Вау. Роза ищет парней на доках. Не думала, что доживу до этого дня.

– До какого дня? – К кассе подошел Фрэнки с корзиной. На этой неделе волосы у него были ярко-фиолетовыми.

– Роза интересуется парнями, – сказала Паула.

– Вовсе я не интересуюсь парнями, – завела я глаза к потолку.

Пока Паула пробивала ему стейки и крупы, он повернулся ко мне:

– И кто же этот парень?

– Господи, да никто! – воскликнула я. – И вообще, мне уже не десять лет, могу и с парнем поговорить.

Все знали, что я никогда ни с кем не встречалась. У меня не было времени. Иногда случались поцелуи на вечеринках или походах в кино с компанией, но ничего такого, о чем стоило бы говорить.

– А Мими знает?

– Нет, конечно. Роза познакомилась с ним на пристани, – произнесла Паула таким тоном, словно это постыдный секрет. Фрэнки, казалось, был шокирован:

– Я видел, как ты ехала на велосипеде. Думал, у тебя доставка, а не свидание!

Я перегнулась через стойку, в отчаянии оглядела проходы между полками и крикнула:

– Эй! Кто-нибудь хочет рассчитаться?

– Не слушай нас, – расхохоталась Паула. – Встречайся с кем хочешь.

Фрэнки неуверенно кивнул. У него на лице было написано, что ему очень не хочется соглашаться.

– Ну, может быть, только на всякий случай совет: не с парнями, у которых есть лодки.

Иногда мне казалось, что вся эта история с проклятьем существует только в моей голове. Словно это предостережение нарочно выдумано, чтобы я сосредоточилась на собственных жизненных целях. Мои мать и бабушка слишком многим ради меня пожертвовали, чтобы я думала о чем-то еще, кроме собственного будущего. Я должна чего-то достичь, чтобы все эти потери, жертвы и боль оказались не зря.

Но сейчас проклятье смотрело на меня из глаз моих друзей. Это оно превратило весь город в непомерно тревожного родителя, испуганного, что я вот-вот упаду в море. И даже мысль о моем появлении на берегу до смерти напугала старого рыбака и встревожила ребят. Может быть, идти к морю значило дразнить нечто гораздо более древнее и буйное, чем я сама? Нечто, коллекционирующее человеческие кости, как ракушки, и порождающее ураганы. Мне тоже уготовано найти там свою боль, как это случилось с моей матерью и abuela.

И все равно, после того как я побывала в бухте, во мне бурлило беспокойное любопытство. Теперь я знаю, откуда мой отец в последний раз вышел в море. Там, на пристани, о нем вспоминали не без скорби, но с достоинством. И я завидовала тому, как легко они обходятся со своими призраками.

К концу моей смены дождь все еще шел. Я уже была недалеко от дома, когда ветер усилился. Тогда я подхватила свой лонгборд и бросилась бежать. Пробежала последний квартал и взвизгнула, когда, уже почти у крыльца меня нагнала вспышка молнии и раскат грома.

А когда я подняла голову, на ступеньках стояла, глядя на меня, моя мать.

Она была здесь, но это не означало, что она дома. Дома у нее не было. Не имело значения, что она родила меня в маленькой больнице в другом конце нашего города и укачивала, сидя в качалке на крыльце, под шум таинственных морских ракушек. Это место домом она не считала. Я не сомневалась в том, что мама нас любит – просто она была не то потерявшейся русалкой, не то упавшей с неба звездой, которую мы не способны удержать.

– Привет, – сказала она, стоя на крыльце под фонарем.

Я кивнула в знак приветствия и прошла мимо нее, чтобы открыть дверь своим ключом. У нее больше не было ключа. И она никогда не звонила. Телефоны отказывались передавать ее звонки. Она и наш дом были как враждующие подростки; дом всегда знал, что она вернулась, и все попросту выходило из строя. Еда подгорала, свечи гасли и – самое ужасное – мой ноутбук никак не мог поймать вай-фай. В общем, возвращение мамы домой было столь же опасно, как ретроградный Меркурий.

– Я закончила ту работу в Аризоне. Те ужасные подсолнухи, которые заказчики просили сделать на стене в кухне… Я их сделала. – Она стряхнула дождевые капли со своего желтого пальто, стоя на пороге, а я прошла дальше в дом, зажигая свет по пути. Она собрала длинные темные волосы в узел на затылке. – Когда ты подстриглась? – спросила она с любопытством.

Я бросила сумку на кухонный стол и резко вздохнула:

– Я не стриглась.

Она медленно спустила свою сумку с плеча на диван.

– А… – тихо сказала она.

Вот именно. Я открыла ноутбук и начала щелкать мышкой. Мне нужно было выйти в интернет – для учебы и для того, чтобы исчезнуть с этой кухни. Но одновременно с этим мне хотелось остаться здесь. Хотелось, чтобы я могла просто обнять свою мать и ощутить на лице ее фиалковый запах и тепло солнечного света. И чтобы она задала миллион вопросов о том, что случилось за день, и выслушала каждый ответ с неослабевающим вниманием, потому что она – моя мать.

Первые семь лет моей жизни мы вместе путешествовали в поисках дома. Останавливались в крупных городах и горных деревушках, но всегда держались подальше от моря. И каждый раз, когда мы ненадолго приезжали к Мими в Порт-Корал, после отъезда я очень скучала. Наконец, когда мне исполнилось семь, мама решила, что мы можем остаться здесь насовсем. Мы, как всегда, жили в одной комнате. Когда я пошла в третий класс, она сама отвела меня в школу.