в мусоропровод, направляясь к шкафу за чем-нибудь покрепче. Хороший виски "Джеймсон Блэк" со льдом. Два пальца отброшены назад в броске, его горячий, острый ожог притупляет боль в моей груди. Если я выпью достаточно, может быть, она не будет сниться мне сегодня ночью. Но она сниться. Она всегда, блядь, так делает.

Горячие, беспокойные сны, полные жгучей потребности и всепоглощающего желания, всегда прекращаются прежде, чем мы успеваем закончить то, что начали. Я просыпаюсь с твердым, как камень, членом, который ноет, и без особого желания облегчить его, потому что я не хочу видеть ее лицо, когда кончу. Я не хочу думать о том, как она взяла мое лицо в ладони и сказала, что, может быть, только может быть, она могла бы полюбить меня. Вместо этого я встаю, прогоняя свою эрекцию холодным душем, чтобы смыть остатки сна, и одеваюсь. Черные джинсы, серая футболка, мотоциклетные ботинки и моя любимая куртка на флисовой подкладке. Моя сумка уже собрана, я лечу коммерческим рейсом, поэтому еду в аэропорт на Uber, несмотря на мое отвращение к тому, когда меня возит кто-то другой.

— По делу или ради удовольствия? — Спрашивает водитель, когда я сажусь, натянув шерстяную шапку на уши, чтобы защититься от холода. Это должно было стать началом дружеской беседы, но несмотря на то, что я измучен и сексуально разочарован, мне не очень хочется вести светскую беседу.

— Дела, — коротко отвечаю я ему, бросаю свою сумку на тесное заднее сиденье и следую за ним. Мои ноги слишком длинные для компактной машины, но я смиряюсь с этим и привыкаю к этому. Полет, вероятно, будет ненамного комфортнее. Я уже достаточно летал на частном самолете, чтобы заметить разницу. Тем не менее, тот, которым пользуются Коннор и Лиам, прямо сейчас находится в Дублине, везет Коннора на встречу, и я бы в любом случае выбрал коммерческий. С тех пор как Коннор стал половиной трона ирландских королей, я стал менее склонен пользоваться этими привилегиями.

Конечно, если я успешно справлюсь с этой работой, некоторые из этих льгот станут моими.

— Босс даже не смог оплатить твою поездку в аэропорт, да? — Водитель сочувственно цокает языком. — Нам, работающим людям, так тяжело.

— Он, наверное, подвез бы меня, если бы я попросил. Но у него ребенок родился прошлой ночью. Я не был бы хорошим другом, если бы попросил подвезти меня при таких обстоятельствах. — Я пожимаю плечами. — Ничего страшного.

— Парень, да? На кого ты работаешь? Кто-нибудь, кого я мог бы знать?

— Глава ирландских королей. — Я одариваю его зубастой улыбкой и наблюдаю, как его лицо слегка бледнеет. В машине воцаряется мертвая тишина, и я откидываюсь назад, наслаждаясь внезапной тишиной.

Я не часто использую то, что делаю, в своих интересах или даже позволяю кому-либо узнать об этом. Часть работы на мафию, любой мафии, заключается в том, чтобы держать это дерьмо при себе до тех пор, пока не возникнет необходимость. Но этим утром, с ноющей головой, ноющим сердцем и ноющим членом, это кажется необходимым, хотя бы на несколько минут тишины.

К вечеру я буду в Мексике. У меня будет несколько недель, чтобы использовать это время и расстояние, чтобы избавиться от Сирши, выбросить из головы наш злополучный, опрометчивый маленький роман и двигаться дальше. Точно так же, как все говорят мне, что время лечит.

Я просто надеюсь, что это так чертовски просто.

5

ИЗАБЕЛЛА

В течение следующих недель держаться подальше от кабинета отца. Оставаться в своей комнате, если не указано иное, или в саду. Даже не выходить из дома без матери или Хосе. Таковы были указания отца.

— Это новый минимум даже для папы, — жалуюсь я сестре, перелистывая страницы книги, толком их не читая. Солнце яркое и теплое, сад прекрасен, но я чувствую себя пойманной птицей, бьющейся крыльями о прутья клетки. Мне скучно, я беспокойна, раздражительна, и все вокруг это заметили. Сегодня утром за завтраком моя мама прокомментировала мое состояние, что только еще больше разозлило меня.

— Кто бы ни приехал из Штатов, они, должно быть, невероятно важны. — Елена смотрит на меня, поджимая губы. — По крайней мере, сегодня мы сможем съездить в город! Изабелла, за покупками для тебя. Разве это не здорово?

— Конечно, — бормочу я, игнорируя разочарованное выражение лица моей сестры. У меня нет никакого желания ходить по магазинам в поисках платья, которое я надену на прием к отцу, оно больше похоже на погребальный саван, чем на мое платье для помолвки. Что мне интересно, так это встречи моего отца… кто может прийти, какими они будут, чего они хотят, но я знаю, что лучше не пытаться что-то вынюхивать или шпионить. Мой отец никогда не бил меня в гневе, никогда не порол за непослушание, как, я знаю, делают другие отцы. И все же, всегда может быть первый раз. И даже если бы он этого не сделал, неважно, насколько я расстроена или зла на него за то, что он навязал мне этот брак, я люблю своего отца. Я знаю, что он любит меня, даже если он не может использовать эту любовь, чтобы преодолеть ограничения мира, в котором мы живем. Я не хочу его разочаровывать.

Это единственная причина, по которой я не пыталась сбежать. Это, и все опасности, подстерегающие незамужнюю девушку с такой фамилией, как у меня. Фамилия чего-то стоит. Мы с Еленой обе ценны. Вот почему мы не можем покинуть лагерь, почему нас обучали дома и почему у нас нет нормальной жизни, и мы заперты в клетке. Где-то есть ужасные люди, готовые схватить нас и угрожать ужасными вещами, чтобы получить деньги или благосклонность от нашего отца. Больше всего угроз исходит от картеля Гонсалеса. С этим тоже бесполезно спорить. Моя семья строгая и традиционная, так было всегда и так будет всегда. Борьба с ним приведет только к слезам и разочарованию, для обоих сторон.

— Ты могла бы попытаться извлечь из этого немного удовольствия, — рискует Елена. — Мама говорит…

— Мне все равно, что говорит мама, — огрызаюсь я, но тут же смягчаюсь, увидев обиженное выражение на лице моей сестры. — Прости, — быстро говорю я ей. — Я не хотела быть резкой с тобой. Я просто…

— Я знаю. — Моя милая сестра с застенчивым лицом придвигается ближе ко мне на скамейке, ее рука покоится на моем колене. — Ты боишься.

Нет, я не боюсь, хочу возразить я. Я ничего не боюсь. Но