Но… но, как ни странно, это великолепие просто кишит всякой нечистью… Кикиморы, шишиги, огры и обры, волкодлаки, верберы, вурдалаки, упыри десятков видов, полуденницы, мокрицы, лешаки… какие-то совсем странные присухи, баргесты, извери и бабаки. Даже чертулаи и мантикоры есть, правда, согласно бестиарию Эдельберта, совсем уж редкие и почти мифические. Как говорила Малена, Старшие Сестры четко разделили добро и зло, полностью сбалансировав мир, после чего он и стал называться Упорядоченным. Потом они самоустранились, как здесь говорят – «восшествовали», и оставили на хозяйстве множество других богов. Как я понимаю, рангом пониже. И служащих не только добру.

После таких мыслей мне стало немного не по себе. Нет, страх отсутствовал – кажется, я напрочь забыл о таком чувстве. Просто настораживало мое немного легкомысленное отношение к заданию Малены. Оружие еще толком не опробовал, а уже лезу хрен знает куда. А оно как раз вполне может пригодиться. Даже несмотря на то, что Мала абсолютно не упоминала о каких-либо опасностях. Но амулет почему-то дала…

Подтянул рогатину к себе. Довольно длинная, почти в мой рост. Древко толстое, но удобное – бугристое, рука никак не соскользнет. Из своего послезнания я осведомлен, что готовить деревце под древко рогатины начинают еще загодя, пока оно растет. Делают в нужных местах надрезы, которые, зарубцовываясь, и дают нужные утолщения. Потом срезают, морят в нескольких растворах и долго сушат, добиваясь просто каменной твердости. Так что перерубить его или сломать – довольно непросто…

Тихонечко щелкнул пальцем по клинку и прислушался к нежному музыкальному звону металла. Очень неплохо, действительно отличная руда у островитян. Длинный, в треть длины древка, откованный в виде лепестка клинок. В два пальца толщиной у основания, плавно сужающийся к концу. Заточка обоюдоострая, практически бритвенная, очень тщательной работы. И какие-то руны на ней… Но вот какие? И для чего? Не знаю… Мала не захотела говорить, а в книгах почти ничего не нашел. Вернее, не успел найти.

Ноги сами стали в позицию, рогатина взлетела и уставилась подрагивающим кончиком в лицо воображаемому противнику. Да, есть умение – память приоткрыла секреты прошлой жизни – кажется, таким образом прежний я себе на жизнь зарабатывал. И на потеху публике…

Уход, финт, перебор… и рогатина едва не вылетела из рук. М-да, все очень и очень плохо. Нет, баланс у рогатины идеальный, а в мозги умение вбито на уровне инстинктов – меня подводит тело, абсолютно не желающее слушаться приказов. Силен Горан, очень силен, но… но никогда не держал в руках оружие.

– Так это ведь не страшно, – сообщил я той же самой синичке, неотступно сопровождающей меня почти от самого дома Малены. – Я заставлю его слушаться.

Птичка весело чирикнула и долбанула клювом по ветке.

– Ладно, пойду уже… – насыпал птахе крошек и собрав суму, отправился дальше. Немного уже осталось. Вот обойду незамерзающее болотце, за ним каирн и будет. Каирн… вот же слово придумали…

Вскоре снег почти исчез, стало значительно теплее, даже душно – над болотцем поднимался зеленоватый туман. Пришлось взять правее – под ногами захлюпала ржавая, остро пахнущая тиной вода. На мгновение я даже потерял ориентир, все застилал туман, а голова непривычно кружилась, да еще почему-то стало мерзко подташнивать.

– Гор… Горан…

От неожиданности я чуть не провалился в бочаг. Мала? Откуда она здесь?

– Мала? – Я прислушался, определил направление и потопал к небольшому холмику, сплошь заросшему осокой. Нет, все-таки какого хрена она поперлась сюда? И голосок жалобный: неужели?..

Под кустом, облепленным пластами тины, стало угадываться скрюченное голенькое тельце. Меня буквально пронзили жалость и дикая тревога. Да как же ты умудрилась, бедняжка? Ну ничего, я сейчас… сейчас….

– Я иду! – Ноги, не разбирая дороги, понесли меня к девушке. – Держись…

Добежал, протянул руку… и мгновенно получил жесточайший удар, разом выбивший дыхание из груди и откинувший меня на несколько метров. Уже падая, успел заметить, что меня ударил сцепленными в замок руками какой-то карлик, материализовавшийся в облачке тумана на месте Малы. На сморщенном, покрытом уродливыми бородавками лице, гротескно и очень отдаленно напоминающем человеческое, светились желтым цветом круглые как плошки глаза с вертикальными зрачками. Уродливая, сгорбленная фигурка, покрытая лохмотьями, сплетенными из водорослей. Длинные, перевитые мощными мускулами руки. Спутанные, похожие на мох волосы…

Меня вдруг пронзило дикое омерзение: это существо было самкой – в прорехах лохмотьев болтались отвисшие груди с капельками молока на сосках.

Я попытался доползти до отлетевшей в сторону рогатины и с ужасом понял, что не успею – тело не слушалось, скованное непонятным оцепенением, а тварь удивительно быстро, помогая себе руками, уже бежала в мою сторону…

Решив подороже продать жизнь, потянулся за ножом, но вдруг между нами влетела маленькая синичка и, трепеща крылышками, что-то возмущенно чирикая, стала бесстрашно атаковать карлицу. Тварь резко остановилась, что-то пискнула удивительно тонким голосом, попробовала замахнуться на птичку, но… но вдруг жалобно взвизгнула, прикрывая рукой глаза, развернулась и медленно поковыляла обратно в туман.

Я наконец нащупал рогатину и, приподнявшись, изо всех сил метнул ее в болотную тварь. Гулко свистнула сталь, распарывая воздух, и с глухим стуком возилась карлице прямо в затылок, пробив ее голову насквозь. Тварь бросило вперед, исступленно загребая тину, задергались маленькие ножки, над болотом пронесся хриплый утробный вой и тут же стих.

– Какого хрена?.. – Я помотал башкой, сгоняя наваждение, и, выхватив нож, подбежал к скрючившемуся тельцу. Но сразу понял, что добивать не надо – шишига, а это была болотная шишига, уже дрожала в мелких конвульсиях, безжизненно распластав руки, оканчивающиеся узкими ладонями и пальцами с мощными загнутыми когтями. Из ее раззявленной пасти и глаза, через который вышло острие рогатины, сочилась черная жижа, а над самой башкой вздымалась вонючая струйка гари. Как будто клинок оказался раскаленным добела и сейчас сжигал плоть.

– Тьфу ты, падаль! – Я сплюнул и несколько раз осторожно вздохнул. Грудь тупо ныла, но ребра вроде как остались целы.

Оглянулся по сторонам, больше ничего опасного не обнаружил и, выдрав рогатину, отрубил шишиге пальцы.

«Болотной шишиги когти весьма уважаемы знахарями и алхимикусами. Порошок из оных выступает связующим звеном между элементами и продлевает действие снадобий», – я продекламировал вслух преподобного Эдельберта, завернул когти в тряпицу, спрятал их в суму и, не найдя глазами синичку, все равно поклонился ей в пояс. – Спасибо тебе, добрая пташка. Выручила.

Глянул на клинок рогатины и наконец понял, для чего были нанесены на него руны. Сталь и в самом деле оказалась раскаленной. Вернее, не сама сталь, а проступившая на стали рунная вязь, с которой, шипя, испарялась черная кровь шишиги. Хорошая, наверное, штука: не позавидуешь тому, в кого она врежется… Вот же дурь в голову лезет – а какого хрена я буду завидовать всяким монстрам?