Я постоял несколько секунд, осторожно вынес девушку на улицу и положил на снег. Прилег рядом, совсем не ощущая холода, и убрал влажную прядь с лица Малены. Пушистая громадная снежинка окончила свой полет на щеке девушки и пролилась отливающей серебром капелькой на шею. Мала медленно открыла глаза и, почему-то отчаянно смущаясь, прошептала:

– Неси обратно… хочу еще…

– Я тоже… – подхватил девушку на руки и пнул дверь баньки.

«…драугры, альбо драуги, суть не более чем могильные упыри, однако ж отличие от истинных неупокоенных имеют тем, что подняты волей заклятий для определенных целей, коими являются в основном охрана некоторых мест. Глупо было бы размышлять, что сии монструмы обладают собственной волей и разумом, но собранные свидетельства позволяют полагать, что оные умертвия сохраняют примитивные инстинкты и даже некоторые проявления чародейской силы. Однако ж свидетельствую, что опасность от оных возрастает непомерно, ежели при жизни драугр принадлежал к владеющим али иным колдовским малефикам…»

(Преподобный Эдельберт Великоградский.

«Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)

Звериные острова. Остров Быка. Предгорья Черного хребта.

12 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Поздний вечер

Тлеющие угли, вспыхивающие огненными звездочками под падающими на них капельками жира, отбрасывали гротескно причудливые тени на стены и отливающее бронзой обнаженное тело Малы. Девушка сбросила с себя меховой полог и, вольготно раскинувшись на кровати, мирно дремала.

Я осторожно перевернул в очаге вертел с насаженными на него ломтями оленины, отпил глоток ледяного ягодного меда и, откинувшись на медвежью шкуру, задумался…

Двое суток… двое суток мы не могли оторваться друг от друга, снедаемые безудержной страстью, вспыхнувшей подобно извержению вулкана. Мы не замечали ничего вокруг, полностью потерявшись во времени, прерываясь только для того, чтобы торопливо утолить голод и жажду. Что это было? Наверное, страсть. Других определений в отношениях мужчины и женщины я не помню. Или помню?..

– Что это ты делаешь? – Мала сладко потянулась, зевнула, прикрыв рот ладошкой, и повернулась на бок, подперев голову рукой.

– Мне кажется, я умею готовить.

– Каждый славен умеет готовить, – весело хихикнула Малена. – Только возникает вопрос – как? Для того, чтобы опалить кусок мяса на костре, большого искусства не надо.

Покрытые румяной корочкой, еще шипящие куски мяса мягко скользнули с вертела на блюдо. Я посыпал их кольцами лука, а потом добавил мелкопорубленной черемши.

– Ну-у-у, хватит томить… – Мала не выдержала и, соскочив с кровати, плюхнулась рядом со мной на шкуру. – Давай уже… – нетерпеливо наколола двузубой вилкой большой кусман и, на мгновение блеснув остренькими зубками, хищно вгрызлась в него, заурчав от удовольствия. – У-у-у… вкушно…

– Вкушно… – передразнил я Малу и подсунул ей ломоть хлеба. – Я же говорил, что умею готовить.

– Умеешь… – Девушка мазнула меня губками по щеке и схватила еще один кусок.

– Надо самому попробовать, а то за тобой не успеешь…

– И не успеешь…

Очень скоро от мяса даже следа не осталось, и мы переместились на кровать. Малена, положив голову мне на плечо, молча лежала и игралась с длинным ворсом медвежьей шкуры. Я тоже молчал, стараясь ни о чем не думать. Зачем думать? Многие мысли – многие печали. Память пословицу подсказала. И верную.

– Тебе надо поспать, – неожиданно произнесла Мала.

– Я не хочу.

– Ты хочешь! – настойчиво повторила девушка и провела рукой над моим лицом.

Мгновенно навалилась дикая усталость, я улетел куда-то в добрую и мягкую темноту… и так же мгновенно вынырнул из нее.

В окошке светилась розовыми лучами заря… Что? Проспал всю ночь? Или сутки?

– Зачем ты это сделала? – Я приподнялся на кровати и посмотрел на Малену, складывающую какую-то провизию в походную суму.

– Тебе надо было отдохнуть… – Девушка вдела ремень в пряжку и отложила суму в сторону. – Сегодня тебе пригодятся силы. Вставай и собирайся…

– Мне пора уходить?

– Нет… – отрицательно мотнула головой Малена и сразу же поправилась: – Пока нет…

– Тогда что? – Я рывком влез в порты и набросил на себя рубаху.

– Пойдешь в каирн под Кривой скалой и возьмешь, что должен.

– Что именно?

– Сам поймешь. – Малена взяла со стола какой-то медальон на кожаном шнурке и положила мне в ладонь. – Держи, это может пригодиться.

Я посмотрел на искусно вырезанное из черной древесины изображение…

– Буян?

– Да, – кивнула Мала. – Сожмешь покрепче деревяшку и позовешь его. Но учти, этого амулета хватает всего на один раз. Так что прежде чем использовать, подумай. И вот еще…

Через час я уже мчал вдоль петляющего в сугробах ручья. Настроение просто зашкаливало, и я знал почему. Но старался гнать от себя подальше эту отгадку. Нас ничто не связывает. Разве что только похоть.

Оттолкнулся древком рогатины и, съехав с холма, притормозил возле кустиков, покрытых черными, отблескивающими на солнце крупными ягодами. Содрал варежку, сорвал несколько ягодок и, прожевав терпкую ледяную мякоть, задал сам себе вслух вопрос:

– А если не похоть?

Отвечать не стал – и так все ясно. Зачем я ей? Просто развлечение, до тех самых пор, пока не надоест. А вообще странная она, эта Малена. Но красивая. А по большому счету обыкновенная баба и есть. Ладно, хватит голову забивать, что-то в последнее время я слишком много думаю. Лишнее оно. Натянул варежки, и осторожно переступая лыжами, стал взбираться на горку. Сверху уже можно будет рассмотреть эту Кривую скалу. Возьму что надо – и домой…

Немедленно в голове возник очередной вопрос. А что мне там надо? И вообще, что там есть? И кто есть?

– Да кто бы ни был… – сообщил я желтогрудой синичке, покачивающейся на ветке. – А заберу – все, что есть. Вернее – все, что унесу…

Кривая скала оказалась под стать своему названию – вершина скривилась набок, нависая уродливым наростом над глубокой пропастью. М-да… это очень хорошо, что на нее лезть не придется…

Дело шло к обеду, в желудке уже стало нешуточно бурчать, и я решил перекусить чем боги послали. Вернее, чем Малена собрала – с богами здесь как-то пока совсем неясно. Да и много их. Вскарабкался на невысокую скалу с плоской вершиной и решительно вцепился зубами в кусман копченой рыбы. Вкуснющей! На славу перекусил, запил клюквенным морсом и немедленно проникся окружающим великолепием. Даже мое ущербное, ограниченное на эмоции сознание прошибло. Вековые деревья, очень похожие на наши кедры, завораживающие величественные горы. Воздух, от которого можно захмелеть, и бездонное, кристально голубое небо, местами отмеченное пушистыми, сахарно белыми облачками. Птички поют, ветерок шуршит веточками. Красиво, даже как-то благостно.