родом, обычно считается хорошим знаком, если разные подходы дают один и тот же результат.

Бем также учел вероятность того, что в алгоритмах, которые использовал компьютер, чтобы рандомизировать выбор картинок, может присутствовать какая-то тенденциозность; поэтому он повторял свои эксперименты с использованием разных генераторов случайных чисел. Он предъявил все свои записи, все неряшливые куски, которые обычно не демонстрируют, когда хотят показать результат своей работы в рецензируемом журнале. Он не просто выдержал стандарты строгости, принятые в его сфере: он их превзошел, и четыре рецензента (хоть и необязательно поверивших его результатам) не смогли отыскать методологических или аналитических изъянов, достаточных, чтобы не допустить работу к публикации.

Даже оппоненты Бема это признают. Вагенмакерс и др. открытым текстом говорят:

«Бем играл по негласным правилам, которыми руководствуются научные издания, – собственно говоря, Бем предоставил гораздо больше обоснований, чем требовалось бы обычно».

Они не могут логически атаковать работу Бема, не атакуя психологию в целом. Так они и поступают:

«…из нашей оценки следует, что в том, как экспериментальные психологи планируют свои эксперименты и сообщают о своих статистических данных, есть что-то глубоко неправильное. Тревожно думать, что результаты многих экспериментов, которые гордо и уверенно объявляются в литературе реальными, могут на самом деле основываться на статистических тестах, являющихся пробными и пристрастными (см. также Иоаннидис, 2005). Мы надеемся, что статья Бема станет сигналом к переменам, начертанным на стене посланием: психологи должны изменить методики анализа своих данных».

И знаете, может, они и правы. Мы, биологи, всегда посматривали на этих недалеких эзотериков из корпуса гуманитарных наук почти с таким же презрением, с каким физики и химики смотрели на нас в те времена, когда у нас еще не было этой штуки, называемой генной инженерией. Я с радостью соглашусь, что психология ущербна. Но если эта дисциплина действительно в таком плачевном состоянии, почему тревожным сигналом не послужила ни одна из менее обоснованных работ? Почему вы проспали столько десятилетий бездарной аналитики, только чтобы наброситься на статью, которая, по вашему же признанию, написана лучше других?

Как думаете, стал бы кто-нибудь с таким энтузиазмом потрошить методологию Бема, если бы тот заключил, что доказательств предвидения не существует? Вот вам подсказка: критика Олкока тщательно разбирает все эксперименты Бема, кроме № 7. Возможно, в этом седьмом эксперименте все пошло как надо, думаете вы. Возможно, Олкок сделал ему поблажку, потому что методология Бема хоть раз оказалась безукоризненной? Дадим же слово самому Олкоку:

«Процент догадок в этом эксперименте значительным не был. Поэтому я избавлю читателя от своих рассуждений».

По-видимому, плохую методологию незачем критиковать, если ты согласен с результатами.

Это плавно подводит нас к, возможно, самому главному возражению против работы Бема, к самой распространенной рефлекторной реакции, которая одновременно пронизывает и обусловливает методологические нападки: чистейшее головокружительное недоверие. «Это херня. Это не может не быть херней. В этом, черт побери, нет никакой логики».

Этого не может быть. Следовательно, этого нет.

Конечно, никто не станет формулировать это так прямо. Они скорее скажут, что «в физике нет механизма, способного объяснить эти результаты». Вагенмакерс и др. дошли до того, что заявили, будто эффект Бема не может быть реальным, потому что никто не разоряет казино по всей планете благодаря своим телепатическим умениям; с точки зрения логики это эквивалентно заявлению, будто защитные панцири не могут быть адаптивными, потому что лобстеры не являются пуленепробиваемыми. Что касается избитого аргумента, будто не существует никакого теоретического механизма, способного объяснить эти результаты, то я не могу придумать более эффективного способа затормозить науку, чем отбрасывать любые данные, не вписывающиеся в нашу текущую модель реальности. Если бы все так думали, Земля до сих пор оставалась бы плоским диском посередине хрустальной Вселенной.

Некоторые люди лучше других справляются со своей недоверчивостью. (Один из рецензентов статьи заметил, что находит результаты «смехотворными», однако все равно рекомендовал ее к публикации, потому что не смог отыскать изъяна в методологии или анализе.) Другие же находят прибежище в мантре: «экстраординарные утверждения требуют экстраординарных доказательств».

Я всегда думал, что это неплохая мантра. Если бы кто-то сказал мне, что мой друг напился и въехал на машине в телефонный столб, я бы отнесся к этому скептически из верности другу, однако фотография места происшествия меня, скорее всего, убедила бы. Люди, бывает, напиваются (особенно мои друзья); несчастные случаи происходят. Но если бы тот же источник сообщил мне, что летающая тарелка захватным лучом стащила машину моего друга с дороги, одной фотографии было бы недостаточно. Я бы всего лишь потянулся за руководством по «Фотошопу», чтобы выяснить, как ее подделали. Экстраординарные утверждения требуют экстраординарных доказательств.

Вопрос – сейчас, во второй декаде XXI века – следующий: что такое «экстраординарное утверждение»? Сто лет назад экстраординарным стало бы утверждение, что кот может быть жив и мертв одновременно; пятьдесят лет назад экстраординарным стало бы утверждение, что жизнь возможна в условиях температур, превышающих температуру кипения воды, на глубине в несколько километров под поверхностью Земли. Двадцать лет назад экстраординарным было бы заявление, что Вселенная не просто расширяется, но расширяется все быстрее. Сегодня физика допускает теоретическую возможность путешествий во времени (на самом деле, как мне говорили, вся эта тема со стрелой времени всегда вызывала у физиков вопросы; бо́льшая часть их уравнений работает в обе стороны, не нуждаясь в однонаправленном течении времени).

Да, я знаю. Я подбираюсь опасно близко к той же защитной истерике, которую устраивает каждый псих-эзотерик, столкнувшись с сомнениями в Целительной Силе Петуний: «Ага, конечно, тысячу лет назад все тоже верили, что мир плоский». Разница в том, что эти психи выдвигают свои аргументы, не имея подлинных доказательств в поддержку своих утверждений, а ответом скептиков по всему миру всегда было: «Покажите нам данные. Есть оговоренные стандарты доказательств. Покажите нам цифры, P-значения, покажите хоть что-нибудь, способное миновать в крупном журнале стадию рецензирования уважаемыми исследователями с прочной репутацией. Вот стандарты, которым вы должны соответствовать».

Как часто мы это слышали? Как часто указывали, что у чудиков-уфологов и Бригады Призраков никогда не получается ничего опубликовать в рецензируемой литературе? Как часто мы объясняли, что их так называемые «доказательства» не соответствуют нашим стандартам?

Что ж, Бем взял эту планку. И некоторые отреагировали тем, что подняли ее выше. Все это время мы требовали, чтобы параученые подчинялись тем же стандартам, что и все остальные, и наконец-то паранаука справилась с этим требованием. И теперь мы говорим, что они должны соответствовать иному стандарту, более высокому стандарту, потому что делают экстраординарные