– Да вот подумываю, не съездить ли в Вегас, повидаться с Синдрой. Ужасно сидеть, ждать звонка и узнать, что в конце концов роли не дали. Все это мне чертовски не нравится.

– Но ведь никому это не нравится.

– А ты что думаешь? Ехать мне в Вегас?

– Синдра тебе обрадуется.

– А долго туда ехать?

– Часов пять-шесть, точно не знаю.

– Хочешь со мной поехать?

Она отрицательно покачала головой, но ей явно хотелось.

– Да ладно, живи ярко. Возьми немного вещей, и в путь. Весело же будет, – сказал он ободряюще.

Энни начала доказывать, почему она не может ехать. Но он отмел все ее доводы до единого. Через час они были в пути.

Вернувшись в Нью-Йорк, Лорен наотрез отказалась рассказывать о своей поездке в Лос-Анджелес.

– Но что случилось? – Пие очень хотелось обо всем знать.

– Ничего, – ответила она поспешно, – совершенно ничего.

– Ну почему ты мне никогда ничего не рассказываешь? – пожаловалась Пиа. – И почему, когда звонит Нейчур, ты с ней не хочешь разговаривать? Нет, определенно что-то произошло.

Но единственное желание Лорен было – поскорее забыть о Лос-Анджелесе, и она усиленно принялась за работу. В свободное время, которого было немного, она стала посещать курсы самозащиты, изучала французский, а также ходила на занятия по изысканной французской кухне. Все это не оставляло времени для общения, и если кто-нибудь пытался пригласить ее куда-нибудь и завязать отношения, он в ответ получал решительное: «Нет, благодарю».

Вскоре после возвращения она присутствовала на свадьбе Пии и Хауэрда в доме его дяди Оливера в Хэмптоне. Оливер Либерти был одним из основателей фирмы «Либерти и Чарлз» и мужчиной с очень импозантной внешностью, лет около шестидесяти.

Он обладал довольно тонким, но язвительным юмором, одним словом, был полной противоположностью своей жене Опал, пустоголовой блондинке, на которой женился с досады после довольно дорого обошедшегося развода с первой женой, с которой он прожил тридцать один год.

Свадьба Пии и Хауэрда была замечательная. Лорен сидела и грезила, как бы все могло быть, если бы Джимми так с ней не обошелся. Она даже позволила себе опять вспомнить о Нике. Прошло столько лет… но когда она думала о нем, ей все равно становилось больно, и она опять постаралась сразу же прогнать эти мысли.

После обеда к ней неспешно подошел Оливер Либерти и сел рядом.

– Слышал, что вы и Пиа наладили довольно солидное дело, – сказал он, поглядывая на свою яркую жену, которая в чересчур облегающем красном платье резвилась в танцах.

– Да, дела идут прилично, – ответила она и добавила, улыбаясь: – Уверена, что вам не терпится всех своих клиентов передать в наши руки.

Он кивнул:

– Да, я обо всем думаю заранее. И мне нравится, когда женщина умна и ловка.

Но если так, почему же он женился на этой блондинке, которая, по словам Пии, абсолютный нуль в смысле интеллекта?

– Итак… придут ли к нам ваши клиенты? Он улыбнулся:

– Я уверен, Лорен, что вы всегда получаете именно то, что хотите.

Вскоре после того как Пиа переехала в дом мужа, начались звонки. Один раздался в два часа ночи. Лорен спросонья нащупала трубку и хрипло пробормотала:

– Алло!

– Хочу с тобой поговорить, – сказал знакомый голос. Она сразу же узнала Эмерсона Берна. Какое-то мгновение

она сидела затаив дыхание, затем неслышно положила трубку. Он сразу же позвонил опять.

– Ты не отключайся, – пожаловался он. – Это нехорошо.

– Что вам надо? – спросила она, удивляясь его наглости.

– Да уж пора бы нам встретиться, – сказал он доверительно.

– Вы в своем уме? – спросила она и с трудом села на постели.

– По-моему, это вполне нормальная просьба.

– Вы забыли, что произошло в Лос-Анджелесе?

– Ничего не произошло.

– Это потому, что появилась Нейчур.

– И чего ты так возмущаешься? Ну, я немножко потискал тебя. Велика важность. Большинство девушек дали бы себе отрезать левую грудь за это самое.

– Просто не верится! Да ведь вы хотели меня изнасиловать, и вам это не удалось только потому, что пришла ваша жена. Ваша жена! Вы помните? Она была моим лучшим другом, а теперь она со мной не разговаривает благодаря вам. Вы просто скотина, вам это известно? – и с размаху шлепнула трубку.

И снова немедленно зазвонил телефон.

Она сняла трубку и положила ее под подушку.

На следующий день она получила три дюжины красных роз. Цветы прислали на квартиру с запиской. В записке стояло: «Сожалею. Э.». Лорен отвезла цветы в ближайшую больницу.

Через несколько дней, завтракая с Сэмм, она как бы случайно спросила о Нейчур.

– А вы что, поссорились? – спросила Сэмм, подняв свои элегантно выщипанные брови и ковыряя вилкой салат из помидоров.

– Но ты же знаешь, что такое Нейчур, и лучше, чем кто-либо другой, – ответила осторожно Лорен, отпивая глоток воды.

– Да, верно, – сказала Сэмм, устало вздохнув. – Эта девица ведет себя иногда совершенно невозможно. Не знаю, чем прельстила ее эта неопрятная рок-знаменитость, он выглядит так, словно ему немедленно надо стать под душ и не один раз. Его кожаные портки просто прилипают к телу, словно клеем намазанные, честное слово.

– Значит, они все еще очень близки?

– Ну, настолько близки, насколько это возможно для двух невероятных эгоистов, – ответила сухо Сэмм. – Кстати, ты знаешь, что она по всему городу распускает о тебе грязные сплетни?

Лорен вздохнула – именно это она хотела знать.

– Неужели?

– Да, но я бы не стала беспокоиться, никто не принимает Нейчур всерьез.

Эмерсон опять позвонил на следующей неделе.

– Ну как, передумала? – спросил он беспечно, словно у них в обычае было так болтать друг с другом каждый день.

– О чем?

– Ну, насчет того, чтобы встретиться?

Этот человек ничего не принимал в расчет, кроме своего «я».

– У меня для вас экстренная новость, – резко ответила она. – Вы, наконец, встретили ту, которой не хочется быть с вами и куда-либо с вами выходить.

Но унять его было невозможно.

– Если ты беспокоишься относительно Нейчур, то она в Лос-Анджелесе.

– А я думала, что вы всегда путешествуете вместе, держась за руки.

– Не, чтобы она все время висла у меня на хвосте? Этого я не могу допустить, это портит мой имидж. Давай поедем, побываем в нескольких клубах и здорово повеселимся.