– Такси вызову, – процедил Феликс.

– Каким местом вызывать будешь? – осведомился старик насмешливо. – На дерево можешь влезть и покричать.

Феликс схватился за карман. Телефона не было. Ни в джинсах, ни в куртке.

– Родителям твоим отдал, – сказал хозяин, наблюдая за ним. – Ни к чему он тебе здесь.

– Знаешь что… – От злости не хватало слов, остались лишь разъяренные междометия и бешенство, клокочущее в груди.

– Меня зовут Нестор, – невозмутимо произнес сновидящий.

– Да мне плевать, как там тебя зовут! Я ухожу!

Феликс развернулся и стремительно вышел из дома, на ходу натягивая куртку. Пинком открыл входную дверь, громко захлопнул ее за собой.

Мороз вцепился в него, едва он сошел с крыльца на расчищенную тропинку. В Полисе никогда не бывало таких жгучих холодов. Там и снег выпадал, может, раз в десять лет, и это считалось невероятным событием.

Дым поднимался над крышей столбом, упирающимся в блеклое небо. Корявые ветви деревьев застыли в мертвой неподвижности. Иногда с них сыпались мелкие кристаллы инея, похожие на серебряную пыль. В стерильном воздухе ощущался едва заметный запах сажи.

Куртка Феликса, считающаяся в цивилизованном мире зимней, мгновенно задубела, заледенели ноги в новых ботинках, и пальцы начала покусывать неумолимая стужа.

Но он все равно пошел прочь. Злость придавала сил. Распахнул калитку и зашагал по улице. Здесь было еще холоднее. С замерзшей реки, зажатой между белых берегов, на беглеца накинулся ветер. Он вцепился в волосы под капюшоном толстовки и стал колоть уши ледяными иглами. При каждом выдохе изо рта вырывался клуб белого пара, а при вдохе слипались ноздри. «Значит, сейчас ниже двадцати градусов», – подумал Феликс. Он шел, глубоко засунув руки в карманы и ссутулив плечи, чтобы хоть как-то защититься от зверского мороза. Почти не смотрел по сторонам. Кое-как расчищенная среди сугробов дорога вела к березовой аллее и терялась в ней. Вокруг простиралось все то же белое, мертвое безмолвие.

Тлеющие в глубине души огоньки злости продолжали подпитывать волю. А упрямства Феликсу было не занимать. Это признавал даже отец. Мысль о родителях, бросивших его, придала несостоявшемуся пациенту сновидящего новые силы.

Он быстрее пошел вперед, глянул на дорогу и… остановился, словно налетев на каменную стену. Дом, от которого он так стремился уйти, вместо того чтобы остаться за спиной, приближался к нему. Феликс оглянулся в растерянности. Да, вот она, дорога, по которой он шел, это следы его ботинок – рубчатые, с четкой надписью фирменного магазина. Так откуда взялся забор? И старое здание за ним?

– Что за бред?! – Феликс с досадой повернулся и посмотрел в сторону аллеи, к которой шел первоначально. – Я свернул где-то и сам этого не заметил?

Он снова оставил забор за спиной. И теперь шагал, постоянно оглядываясь, даже перестал чувствовать жалящие прикосновения мороза так сильно.

Как только путешественник шагнул под тонкую тень первых берез, наваждение рассеялось. Стало смешно, как он только что едва не запаниковал, сбившись с пути.

Феликс на ходу посмотрел на часы – подарок друзей на шестнадцатилетие. Десять двадцать. Нормально. Вполне успеет добраться до этой их станции, там наверняка можно выпить кофе, позвонить родителям… Мысль оборвалась. Он едва не споткнулся. Спину покрыла испарина, тут же застывшая на холоде. Вместо деревьев и широкой колеи перед ним снова тянулся забор. И стоял дом, нагло ухмыляющийся окнами на облезлом фасаде.

Феликс машинально поднял руку и снова взглянул на часы. Десять двадцать… Не испытывая больше никаких желаний и чувств, он повернулся и не разбирая дороги бросился бежать. Захлебывался в ледяном ветре, глотал воздух, пронизанный инеем, набирал снег в ботинки, оступаясь в сугробы. Поскользнулся на льду, едва не упал, но удержался, схватившись за… гнутую металлическую ручку в заборе. Том самом, глухом, сколоченном из серых досок.

Беглец выругался, слыша в своем голосе дрожь приближающейся паники и беспомощность. Отступил, проваливаясь в снег, и побрел прочь. Больше он не думал ни про возвращение домой, ни про станцию, ни о словах, которые скажет бросившим его родителям. Просто хотелось уйти от кошмарного дома куда угодно, только подальше.

Мороз усилился, хотя, казалось, куда уж больше. Феликс промерз насквозь, и только упорство толкало его, заставляя идти вперед.

Он не знал, сколько времени двигался по замкнутому кругу. Часы тоже издевались над ним, показывая все те же десять часов двадцать минут.

Смеркалось. День шел на убыль. А впереди вновь маячил дом, скрывающийся за длинным серым забором. И больше Феликс сопротивляться не смог.

Сновидящий чистил картошку. Сидел за кухонным столом, аккуратно срезал кожуру на замызганную газетку, опускал желтые, как сливочное масло, клубни в кастрюлю с холодной водой.

– Есть будешь? – спросил он снова, как будто не было утреннего столкновения и взаимных оскорблений.

– Буду, – отозвался Феликс, негнущимися пальцами расстегивая куртку. Уронил ее на пол.

Подошел к печке, прижался к ней боком, щекой, обеими ладонями, блаженно впитывая жар раскаленных кирпичей. Ему уже было все равно, что произошло с ним, единственное, чего хотелось – перестать трястись от озноба.

Нестор поставил на плиту кастрюлю и полез в шкафчик за тарелками.

– Ну, как погулял?

– Замерз как собака, – признался Феликс. – И дом твой словно заколдован. Куда ни пойду, к нему выхожу все время.

Сновидящий хмыкнул.

– Бывает. Сосед вокруг моего забора полночи ползал. Идет, по доскам шарит и все в калитку упирается. Пришлось выходить, провожать.

Феликс усмехнулся невольно, поворачиваясь к печке спиной. Нестор посмотрел на него с улыбкой, притаившейся в ярко-голубых глазах с опущенными внешними уголками.

– А ты, я гляжу, проветрился. Ум вернулся.

– Извини, – сказал гость искренне. – Я вчера вел себя не слишком вежливо.

– Ладно. Забыли. Парень ты неплохой, вижу. Но больше не груби. Не люблю этого.

– А я не люблю, когда мне указывают.

Простая еда была нереально вкусной. И лишь после третьей порции добавки Феликс продолжил разговор:

– Так что ты увидел? Про меня.

Старик отодвинул тарелку.

– Увидел кое-что.

– Ну и? Проблемы с выработкой серотонина? Недостаток магния, влияющего на хорошее настроение? Полное отсутствие в мозге черного миндалевидного тела, отвечающего за минимальную осторожность…

Феликс мог еще долго перечислять всевозможные симптомы. «Умничать», по словам приятелей. Но старик зыркнул на него исподлобья и буркнул:

– Ты дэймос.

Феликс выронил вилку, и та звякнула о край тарелки. Уставился на старика, довольного произведенным эффектом.