Первое поручение о привлечении одного из марксистов для подготовки заказного доклада о том, как развивать биологию, напоминало прежнее сталинское требование к Митину, данное в 1939 году, когда он хотел, чтобы во время дискуссии в редакции журнала "Под знаменем марксизма" генетики были посрамлены. Тогда Митин выполнил этот сталинский наказ. Генетика была представлена буржуазным извращением, ведущие генетики и Вавилов опозорены. Нужно было повторить этот прием еще раз.

Ясно, что кроется за словами о коротком постановлении ЦК. Не трудно было представить его идеологическую направленность и стилистику.

В тезисе о статье в "Правде", сопровождающемся словами "Если бы можно было бы поработать вместе с Лысенко" видна каверза. Сильно "колхозный академик" подмочил репутацию в глазах Сталина, если возникли сомнения в его пригодности даже для такой простой задачки, как подготовка боевой, как выражались большевики, статьи для их главного печатного органа. Два "БЫ" на восемь слов, окруженные словами "ЕСЛИ" и "МОЖНО поработать" даже в комментариях не нуждаются. И нужен был бы Лысенко для этого, но сомнения в том, что он справится с этим, возникли даже у Сталина.

Эта запись, кстати, лучше многих других показывает, кто же руководил схваткой в науке по идеологическим вопросам. Ясно, что закоперщиком, главной движущей силой в процессе многолетней травли биологов, в особенности генетиков, был именно Сталин, который с юности был одержим идеей о прямом влиянии среды на всё (на человека, на общество, на природу в целом, на экономические взаимоотношения при социализме — Сталин ведь и в этом вопросе свою линию гнул через головы — и судьбы! — ученых).

Понятен и отступ в записи после первых трех пунктов. Первая часть была главной, идейной, а всё, что шло ниже — технологией проведения в жизнь идейных решений. Ну, конечно, их надо было "протолкнуть" в массы, так что затруднений с пониманием слов "что либо популярное" нет. Разъяснения о том, что вся загвоздка в биологии имеет идеологический характер, то же не нужны. Раз есть два мира — коммунистический и капиталистический — значит, должны быть две биологии (одна прогрессивная и материалистическая, вторая загнивающая, вредоносная и к тому же мистическая).

Слова "Жданов ошибся" относились к лекции Юрия Андреевича: она была неправильной, ошибочной, не осознал молодой человек, как вся биология пропитана миазмами идеализма, как везде эти враги пролезли, как отравляют все сферы, буквально всюду проникли! Вот зачем надо вмешаться: чтобы всюду выстроить то, что нужно вождю. Особенно в тех местах, где кадры новые готовят — в вузах и техникумах. Из фразы о преподавании биологии становится понятным, что засела в голове Сталина фамилия вовсе и не генетика, а зоолога-эволюциониста, тишайшего академика Ивана Ивановича Шмальгаузена. Очень уж его фамилия Сталину показалась к месту, нерусская — скажешь, как припечатаешь. И будут после этого полоскать имя шшмальххауссена на всех углах. Сломают судьбу выдающегося русского ученого с немецкой фамилией, чьи книги и спустя полстолетия будут переводить и издавать на Западе (3).

Сталин поручил отвечать за подготовку главного постановления и практических шагов по его внедрению в жизнь А. А. Жданову, пока еще главному идеологу. Двум близким к Сталину людям из идеологических (А НЕ ИЗ НАУЧНЫХ!) кругов — Шепилову и Митину было поручено подготовить проект постановления о биологии. Подготовленный текст лег на стол Жданова, он внес многочисленные поправки, их учли, и 7 июля Шепилов с Митиным снова представили Жданову проект с запиской: "Направляем на Ваше рассмотрение проект сообщения ЦК ВКП(б) "О мичуринском направлении в биологии", исправленный согласно Ваших указаний" (4). Жданов отложил все дела и срочно внес множество новых поправок. Он изменил название на такое "О положении в советской биологической науке", переписал и дополнил многие разделы. Получилось большое, а не краткое "постановление" (5). Битым слогом вещи назывались своими именами:

Несколько абзацев А. А. Жданов отвел на то, чтобы показать, в чем якобы ошибался его сын в лекции о положении в биологии и сельском хозяйстве. Жданов-младший твердо стоял на том, что двух наук быть не может, что все советские ученые могут принадлежать к разным научным школам, но отнюдь не к разным враждующим между собой направлениям одной и той же науки. Теперь эту его убежденность надо было назвать ошибочной. Можно себе представить, каким тяжелым был моральный груз отца, принужденного изобличать сына лишь потому, что главарю их партии была чужда принципиальная и правильная позиция его сына. Но таковы были правила их жизни, партийные представления о дисциплине большевика, о единстве взглядов и прочих императивах, которые сам А. А. Жданов десятилетиями проповедовал в стране.

Жданов передал исправленный текст Маленкову. Уже на следующий день, 10 июля 1948 года, за их двумя подписями проект был направлен Сталину и копии Молотову, Берии, Микояну, Вознесенскому, Кагановичу и Булганину (7).

Пока в кабинетах ЦК ВКП(б) в обстановке строжайшего секрета готовили постановление высшего партийного органа, ученые бомбардировали ЦК письмами, в которых просили немедленно принять меры к прекращению господства лысенковщины. В июле на имя Маленкова пришли обращения И. И. Шмальгаузена, А. Р. Жебрака, С. И. Алиханяна, Е. В. Бобко и И. М. Полякова. 16 июля 1948 года непосредственно к Сталину обратился академик П. Н. Константинов. Он настаивал на том, чтобы Лысенко устранили от руководства Академией сельхознаук: