Ужин длился дольше обычного, донья Мария подавала все новые и новые угощения, стараясь как можно дольше удержать гранда возле дочери. Ей казалось, будто на ее глазах эфемерный замок начинает обрастать камнями и балками, и под предлогом проверки очередного блюда она удалилась из столовой, но вместо кухни ринулась в домашнюю часовню, упала на колени перед образом Святой Девы и вознесла горячую благодарственную молитву, обильно сдобренную счастливыми слезами.

Оказавшись на улице, приятели некоторое время шли молча. Сантьяго думал о чем-то своем, а офицер береговой службы медленно закипал, подогреваемый злостью и обидой.

– Я же тебе говорил, что старшая – моя, – нарушил молчание Ленсио, – просил, если хочешь ухаживать, займись Тониа. Ведь сам признавался, что Ольгонза тебе не нравится. Или ты переменил свое мнение?

– Нет, – ровным голосом ответил Сантьяго. – Она и сейчас мне не нравится.

– Поэтому ты проговорил с ней весь вечер! – вскричал Ленсио. – За все время нашего знакомства она ни разу не посмотрела на меня такими глазами.

– Кто может понять, что происходит в сердце девушки? – пожал плечами Сантьяго. – Клянусь, я вовсе не собирался занимать твое место.

– Не собирался, но занял! – с истеричными нотками в голосе продолжил Ленсио. – Если она в тебя влюбилась, я этого не перенесу!

Зная вспыльчивый характер приятеля, Сантьяго попытался его успокоить.

– Это мимолетнее увлечение одного вечера. Завтра все будет по-другому. Уверяю тебя!

Сантьяго был прав, и развивайся события обычным путем, так бы оно и получилось, но тут вмешались сверхъестественные силы в лице доньи Марии, и действие двинулось в направлении, разительно отличающемся от нормального.

Два дня Ленсио не появлялся у Сантьяго. Тот терпеливо ждал, надеясь, что время и заботы службы успокоят его приятеля. На третий день, ближе к вечеру, тот явился, и по сжатым в полоску губам и глазам, белым от ярости, Сантьяго понял – грозу еще не унесло.

– Все вам! – вместо приветствия выкрикнул Ленсио. – Где же Бог, где его справедливость?!

– Что случилось, мой дорогой друг? – самым миролюбивым тоном произнес Сантьяго, понимая, что на смену непогоде пришел тайфун.

– Ее мать объявила, что Ольгонза не хочет меня видеть! Неслыханно, возмутительно! Разве я обидел ее чем-нибудь?! Разве не был любезен и терпелив? И вот награда за терпение!

– Она хоть объяснила причину такого поведения дочери? – участливо спросил Сантьяго.

– Объяснила, – злобно блеснул глазами Ленсио. – Объяснила, да еще как! Знаешь, что она ответила?

– Ну откуда мне знать, Ленсио? Расскажи, только не сверкай так глазами, я ведь тебя ничем не обидел.

– Ее сердце отныне занято другим. Более достойным! Вот что ответила донья Мария. Тогда я спросил, а как же все обещания и клятвы, которыми мы обменялись? Разве можно их отменить?

Можно, возразила донья Мария. «Все уже отменено. И больше к нам не приходите, не мучьте понапрасну себя и Ольгонзу. Моя дочь будет принадлежать более благородному и знатному юноше, чем вы!» Теперь ты понял, кого она имела в виду?!

Сантьяго сокрушенно покачал головой.

– Понял, Ленсио, но я не давал ни донье Марии, ни Ольгонзе ни малейшего повода так себя вести.

– Давал, и еще как давал! Зачем черт принес тебя к нашему берегу? Разве не мог ты утонуть во время шторма?! Почему Барбаросса не насадил тебя на меч, как барана на вертел?

– Ты сердишься, Юпитер, – попытался успокоить товарища Сантьяго, – значит, ты не прав.

– Зато ты всегда прав! Ты и такие, как ты. Все вам: богатство, честь, должности, девушки. Чего я, в конце концов, хотел? Только устроить свою жизнь в этой дыре, забытом Богом городишке! Велика прибыль – эта Ольгонза, напыщенная провинциальная дурочка! А я думал связать с ней свою судьбу, взять приданое, купить дом, родить детей! И все уже складывалось, все получалось, пока чертов ветер не пригнал к нашему берегу твою проклятую шлюпку! Все рухнуло за один вечер, за одну твою беседу с этой подлой тварью! И после этого ты еще говоришь, что не давал повода?

Сантьяго удрученно развел руками.

– Чем я могу помочь тебе, друг мой?

– Только одним – умереть! Или ты, или я. По-другому невозможно. Я вызываю тебя на поединок и буду драться до конца, до самой смерти!

– Ох, Ленсио, Ленсио! – вскричал Сантьяго. – Что такое ты говоришь? Какой еще поединок?

– Вас, милостивый государь, – переходя на официальный тон, отвечал Ленсио, – вскорости посетит мой сослуживец, капитан береговой службы.

Он пытался говорить холодно и презрительно, но истерические нотки прорывались в окончаниях слов.

– Прошу уладить с ним все подробности касательно места и времени поединка. Честь имею!

Ленсио чуть наклонил голову, круто повернулся на каблуках и пошел прочь. У самой двери он не выдержал, остановился, обвиняюще протянул руку в сторону Сантьяго и, наконец, выбросил из себя то, ради чего приходил.

– Я больше не желаю тебя знать, подлый негодяй, под маской товарища растоптавший мою жизнь!

Сантьяго остался стоять посреди комнаты в состоянии полного недоумения. Такого поворота событий он ожидал меньше всего. И еще меньше он хотел драться с Ленсио. Оскорбления отринутого жениха вызвали в нем не ответный гнев, а жалость и сочувствие.

Капитан явился почти сразу после ухода Ленсио. С вытянутым обветренным лицом, лошадиной челюстью, кряжистый и неповоротливый, он походил на крестьянина, нацепившего мундир. Скорее всего, он дожидался Ленсио на улице. Войдя, он картинно щелкнул каблуками плохо вычищенных сапог, но здороваться не стал, а лишь слегка наклонил голову.

Договорились драться на мечах завтра утром, на окраине городка. Бой должен был длиться до смерти одного из противников. Раненого предполагалось добить мечом или кинжалом. Сантьяго попытался заговорить о примирении, но капитан сухо ответил, что уполномочен вести переговоры только про обстоятельства времени и места.

– Хорошо, – тяжело вздохнул Сантьяго. – Видит Бог, я не хотел этого поединка.

– Кто ваш секундант? – спросил капитан.

– В этом городке кроме Ленсио я знаком только с отцом Ольгонзы, падре и префектом. Давайте пригласим сеньора настоятеля. Будет кому прочитать отходную молитву над телом умирающего.

Он пытался шутить, но капитану было не до смеха.

– Не годится, – отмел он предложение. – Если у вас нет секунданта, вам придется положиться на мою честность.

– Всецело полагаюсь! – воскликнул Сантьяго, впрочем, плохо понимавший, о чем идет речь. Ему еще не приходилось принимать участия в дуэлях, хотя разговоры о них блуждали по училищу. Падре Бартоломео в своих проповедях, напоминая о христианской любви и смирении, призывал кадетов отказаться от столь пагубного способа выяснения отношений. Но кто слушал старого падре, вопросы чести в Навигацком котировались куда выше религиозной добродетели!

Сговорились встретиться