перед самым рассветом, после пяти ударов колокола на башне собора. Капитан сухо простился и вышел, держась прямо, словно проглотил палку. Сантьяго заказал ужин, без аппетита поковырял принесенную еду и, отодвинув миски в сторону, уселся в кресло, рядом со свечой. Спать не хотелось, думы, одна мрачнее другой, заполонили голову. Он пытался отвлечь себя чтением «Жития святых», но никак не мог проникнуть внутрь рассказов, взгляд скользил по странице, губы произносили вслух слова, но понять, о чем идет речь, никак не получалось.

Ему не удалось заснуть на протяжении всей ночи. Он хотел было написать прощальное письмо родителям на случай, если Ленсио окажется удачливее, но снедавшее его тайное беспокойство не позволило составить ни одной строки. Он то и дело вставал, нервно прохаживался по комнате, снова присаживался к столу, опускал перо в чернила и, не в силах написать первую букву, откладывал его в сторону. Наконец, он все-таки заставил себя погрузиться в книгу и, увлекшись рассказами о чудесах праведников и случившихся с ними удивительных событиях, забылся до самого утра.

Когда прямоугольник окна начал сереть, Сантьяго отложил книгу, прочитал утренние молитвы и умылся до пояса холодной водой. Одевшись, он почувствовал себя бодро и уверенно. Ночные нерешительность и волнение исчезли без следа. Ленсио был неправ, и то, как он стремительно несся по пути неправды, свидетельствовало об ожидающем его наказании.

Сантьяго повторял про себя фразу, которую когда-то отец велел выучить наизусть.

«Когда Бог решает наказать человека, он лишает его разума».

Многие годы Сантьяго бесполезным грузом таскал ее в своей памяти, и вот пришел час понимания. Ленсио вел себя как безумный, следовательно, Бог уготовил ему кару. За что именно, может сообразить только сам виновник, и то если хорошенько постарается. Но для того, чтобы вникнуть и разобраться, у людей, как правило, не хватает ни времени, ни желания. Бог мудр, справедлив и добр, а значит, Ленсио переступил через какие-то абсолютные запреты и с помощью Сантьяго должен понести наказание.

Ощущение избранности родилось само собой, из туманного воздуха раннего утра, когда Сантьяго спешил на окраину городка. Он шел быстрым, уверенным шагом, не сомневаясь в том, что Провидение избрало его орудием возмездия. Капитан береговой охраны поджидал в условленном месте, держа повода двух оседланных лошадей.

– Поедем в горы, – мрачно сообщил он. – Поединок будет там. Необходимо сделать все возможное, чтобы дуэль осталась тайной и чтобы победитель и я, как секундант, не понесли никакой ответственности. Тело убитого сбросим вниз, и я засвидетельствую, что он разбился во время прогулки. Противоположная сторона уже выехала к месту назначения.

Сантьяго молча кивнул. Капитан не спрашивал согласия, а распоряжался так, словно был его командиром. Впрочем, какая разница, в горы так в горы!

Он вскочил на лошадь и последовал за капитаном. Они миновали городские ворота, мигом преодолели небольшой луг, проскакали через рощу и въехали в ущелье, по склону которого вилась каменистая тропинка. Лошади убавили шаг и принялись осторожно подниматься.

Солнце, едва перевалив зеленый край ущелья, высветило голубое и прохладное небо. Влажный туман, единственное напоминание об умершей ночи, сползал ко дну ущелья, освобождая место надвигающейся теплоте дня. Первые солнечные лучи еще только золотили вершины скал, то тут, то там возвышавшиеся над верхушками деревьев, росших на краю ущелья, но радостное воодушевление накрыло Сантьяго с головой. Ему почему-то стало казаться, будто рождающийся день обещает быть легким и добрым. Предстоящее убийство или собственная смерть совершенно не пугали его, а казались чем-то далеким и несбыточным.

С кустов, густой стеной стоящих вдоль тропинки, при малейшем прикосновении сыпался серебряный дождь. Сантьяго с оживленным вниманием вглядывался в каждую расщелину, каждый куст и, протягивая руку, вбирал в ладонь крохотные радуги, скрытые в сияющих росинках.

Тем временем тропинка взбиралась все круче, заросли кустарника понемногу редели, пока не исчезли совсем, им на смену пришли мрачные синие утесы. Подъем закончился расширением перед подошвой скалы. На нем, привязанная к одинокому дереву с искривленным от ветра стволом, стояла лошадь Ленсио, безуспешно пытаясь отыскать хоть какую-то растительность в камнях, сплошным ковром устилающих почву. Сам Ленсио с презрительной улыбкой на губах наблюдал, как Сантьяго спешивается и привязывает поводья своей лошади с другой стороны дерева.

– На вершине скалы есть совсем небольшая площадка, вполне пригодная для поединка, – произнес капитан. – Туда часто поднимаются, чтобы наблюдать восход солнца, поэтому падение не вызовет подозрений. Прошу тебя, Ленсио, поднимайся первым, я пойду следом, а вы, – он перевел взгляд на Сантьяго, – извольте следовать за мной.

– Послушай, Ленсио! – сказал тот, обращаясь к противнику. – Надеюсь, твое раздражение и обиду должно удовлетворить то, что мы оказались здесь, на вершине горы, готовые убить друг друга. Я еще раз заверяю тебя, что не строил никаких планов насчет Ольгонзы и к решению доньи Марии отказать тебе от дома не имею ни малейшего касательства. Вспомни слова падре Бартоломео о дуэлях, и давай покончим с этим недоразумением. Если ты больше не захочешь считаться моим приятелем, я не обижусь, но не стоит из-за недоразумения доводить дело до гибели одного из нас.

– Недоразумения! – фыркнул Ленсио. – Надеюсь, что погибнешь ты!

Он повернулся спиной к Сантьяго и начал карабкаться вверх.

На вершину скалы вела узкая тропинка, шатающиеся обломки скал служили естественными ступенями; цепляясь за них и балансируя на готовых в любое мгновение выскользнуть из-под ног камнях, они стали взбираться.

Вдруг мелкие камни с шумом покатились вниз, валун, на который ступил Ленсио, резко накренился, тот потерял равновесие и растянулся на тропинке лицом вниз.

– Осторожно! – крикнул капитан. – Не спеши, ставь ногу надежнее.

Ленсио, не оборачиваясь, встал, отряхнул пыль с платья и продолжил подъем.

«Он дрожит от волнения, – понял Сантьяго, – поэтому и поскользнулся. Значит, поединок начнется с его бешеной атаки. Что ж, я постараюсь нанести ему легкое ранение, выведу из строя и тем завершу дуэль. Если капитан захочет – пусть добивает его сам».

Вершина скалы представляла собой ровную площадку, покрытую мелкими камнями, напоминающими прибрежную гальку. Вид с нее открывался удивительный: с трех сторон, мерцая в розовой дымке утра, тянулись к берегу покатые спины небольших гор, с четвертой сияло лазурью Средиземное море. На фоне белоснежных перистых облаков темные крыши Санта де ла Пенья казались небрежно разбросанными комками грязи.

Сантьяго приблизился к краю площадки и, наклонившись, заглянул вниз. У него никогда не кружилась голова, даже взобравшись на вершину грот-мачты и раскачиваясь над палубой каракки, он всегда сохранял полное спокойствие. Пропасть, открывшаяся его взору, доходила до дна ущелья. Присмотревшись, он заметил далеко внизу хищно торчащие из