В остывающей купальне было тихо, и слабые пальчики рассвета, проникая из ряда высоких окон на покрытой слизью задней стене, тыкались наугад сквозь скудный пар. Он не увидел других клиентов – лишь услышал плеск и явно фальшивый смех из погруженного во тьму алькова. Он разыскал альков для себя, разделся до пояса и быстро взялся за дело. Продержал краску так долго, насколько осмелился, а потом откинул назад почерневшие волосы и выжал, как смог. На улице солнце позаботится об остальном. Пару раз промыл руки в бассейне для купания, стряхнул влагу и опять надел рубаху. Талисманы спрятал в карман. Потом отодвинул задвижку на одном из высоких окон и выбрался наружу, стараясь по ходу дела не тревожить раны. На миг повис, цепляясь кончиками пальцев за карниз, и спрыгнул в окутанный тенями переулок.

От приземления рану в бедре пронзила боль – достаточно сильная для крика сквозь зубы. Он споткнулся и привалился к стене, тяжело дыша.

Нечто в переулке, показавшееся ему кучей мусора, застонало в ответ.

Он резко повернулся, схватившись за нож. На миг подступила паника: а если это вышибалы, которых мадам послала разобраться с клиентом, решившим покинуть заведение нетрадиционным способом?..

– В клинке нет необходимости, друг мой, – голос был хриплый, но без признаков страха. – Я не стану ссориться с мужчиной, который выбирается из борделя через заднее окно.

– В самом деле? – Эгар шагнул ближе, присматриваясь.

И разглядел худощавую фигуру, которая съежилась у стены, кутаясь в плащ ихельтетского кавалериста. Эмблема со вставшей на дыбы лошадью, чернь на серебре [3], давно выцвела до грязно-черного и кремового, но тем не менее узнавалась безошибочно. Бородатое лицо, выглядывавшее из-за воротника, покрывали шрамы и грязь, волосы были острижены как попало. Но глаза смотрели пристально.

– Честное слово, не стану. Сам так делал время от времени. Сдается мне, самое меньшее, что патриотически настроенная хозяйка борделя может сделать для ветерана – отказаться от платы. Но мало кто так считает.

Задерживаться было опасно, и все же…

Эгар сполз вдоль стены на противоположной стороне переулка, дав ноющим конечностям короткий отдых. Кивнул на плащ.

– Кавалерист, значит?

– Так точно, семнадцатый имперский. – Нищий выпростал из складок плаща правую руку и показал Эгару. – К сожалению, это в прошлом.

Драконья Погибель взглянул на усеченную вдвое руку, похожую на лапу. Безымянного пальца и мизинца нет, бесформенная масса рубцовой ткани там, где клинок глубоко вонзился в ладонь. Он такое уже видел – у рядовых кавалеристов были дерьмовые сабли, годные лишь для того, чтобы рубить ими убегающую пехоту. Имперские мануфактуры производили эти блестящие клинки быстро и дешево, и примерно один из дюжины подводил, как только его владелец встречал на пути достойно вооруженного конного противника. Пара хорошо нацеленных ударов – и гарда ломалась как ржавый мусор.

– Семнадцатый, значит? – Он устало покопался в памяти. – Значит, ты был в Оронаке тем первым летом, когда появились Чешуйчатые. Еще до драконов.

– Да, мы там были, – взгляд нищего оставался пристальным.

Несколько минут они сидели тихо. Эгару хотелось сказать, что он видел бойню в Оронаке и помнит кошмар, который они обнаружили, въехав в город. Он был частью колонны подкрепления, прибывшей слишком поздно и способной лишь блуждать по улочкам маленького порта, считая мертвецов. Многократные кавалерийские атаки вдоль главных улиц отбросили Чешуйчатых, но дорогой ценой. Выжил и был способен отчитаться перед командующими прибывших отрядов далеко не каждый пятый, а последствия битвы напоминали самые извращенные описания ада из Откровения: дым, плывущий над домами и лодками, подожженными ядом рептилий из касты командиров; трупы людей и лошадей, обугленные и разорванные на части клыками; обожженные раненые, которые кричали и тянули к ним руки…

«Лучше молчи, Драконья Погибель. Не надо, чтобы тебя запомнили. Убирайся поскорее».

Эгар кивнул нищему.

– Не хочешь продать свой плащ?

Это стоило ему гораздо больше, чем молчание шлюхи, но такого стоило ждать. В жизни попрошаек видимые военные знаки отличия были мощными козырями. Они привлекали внимание, пробуждали стыд и воспоминания у тех, кто в ином случае прошел бы мимо, не доставая надежно спрятанный кошель. Они помогали уберечься от постоянных нападений, которым нищие подвергались со стороны уличных банд и компаний молодых аристократов, пустившихся во все тяжкие. Иной раз, если повезет, они могли обеспечить постель в благотворительной ночлежке и угощение в праздничные дни. По этой причине солдатские плащи и куртки продавали, воровали и даже выкапывали из могил на окраинах города – все ради дохода и привилегий, которые можно было получить с их помощью.

В случае Эгара расчет был попроще. С конца войны на улицах Ихельтета попрошайничали и спали под открытом небом несколько тысяч ветеранов, не говоря о тех, кто выдавал себя за таковых – их тоже насчитывалась не одна тысяча. В округе, где не было патрулей и жители не зачерствели настолько, чтобы избавиться от нищих, изможденных мужчин в изношенной военной форме можно было увидеть практически повсюду. Они превратились в часть шумного, бурлящего фона городской жизни, и удостаивались не большего внимания, чем сорванец или уличная шлюха. Еще одна неизбежная примета времени.

В степи ходили легенды о зачарованной шаманом волчьей шкуре, чьи волшебные складки делали человека невидимым, если он того желал. Завернувшись в плащ кавалериста, Драконья Погибель мог сунуться куда угодно в Ихельтете и провернуть почти такой же трюк.

«Но не прямо сейчас».

Он вышел из переулка, держа свернутый плащ под мышкой. Солнце еще низко стояло над горизонтом, но уже чувствовалась подступающая жара. Улицы заполнились, пока он находился в борделе. Толпы то прибывали, то убывали, стучали копыта лошадей и мулов. Пустые рыночные прилавки, мимо которых он прошел перед рассветом, поднимаясь на холм, теперь щеголяли яркими тканевыми навесами и ломились от искусно разложенных товаров, окруженные многочисленными покупателями, продавцами и кружащими в ожидании шанса воришками.

Он пробирался через переплетение идущих под уклон улиц и переулков, направляясь к реке. В идеале хотелось бы узнать, что происходило вокруг особняка Имраны в течение нескольких часов после того, как он сбежал, но момент был непоходящий. Ему нужен врач, которого легко подкупить или напугать, чтобы тот молча перевязал и промыл раны. Ему нужно оружие – что-то посущественнее, чем ножи, которые остались. Ему нужно подвести итоги и, если получится, поспать пару часов.

Заниматься всем этим здесь было небезопасно.

«И еще нужно успеть до наступления ночи».

Слабый шепот потаенных страхов – ибо, хоть Эгар и не сомневался, что сможет избегать встреч с Городской стражей на протяжении недель без затруднений, с двендами все обстояло иначе. И он был в разумной степени уверен, что они с усердием демонов будут трудиться, желая скрыть свой нечестивый альянс с Пашлой Менкараком и Цитаделью. Они сделают все возможное, чтобы выследить нарушителя, и он понятия не имел, на что эти твари способны. После битвы при Бексанаре Рингил все время твердил, что двенды были столь же потрясены встречей с людьми, как и люди – встречей с ними. Исход битвы – казалось бы! – это подтвердил, но ублюдки все равно появились из пустоты, все равно двигались с нечеловеческой скоростью и изяществом, все равно перебили почти весь отряд из самого элитного подразделения, какое могла предложить Империя.