Так же обстоит дело и с указаниями на то, что неверующие будут наказаны не просто когда-нибудь потом, а прямо здесь и сейчас. В сурах периода Мекки подчеркивается, как часто библейские народы, не верившие в Бога, массово гибли – вероятно, это намек: несмотря на все коранические акценты на ужасах ада, вкус божественного возмездия можно узнать и до наступления Судного дня. Однако Мухаммад из Мекки никогда не высказывал эту угрозу явно и не побуждал своих последователей осуществлять ее. У него не было войска, такая миссия стала бы самоубийством.

Словом, Мухаммад из Мекки подобен Иисусу. Он так и не приобрел официальной политической власти Моисея, а тем более – израильского царя Иосии, который правил зрелым государством и чье наследие в Писании – разрешенный геноцид против неверующих. Мухаммад из Медины так и не приобрел власти императора Константина. Согласно некоторым источникам, Константин приказал переплавить гвозди, которые считал извлеченными из распятия Иисуса, и сделать из них узду для его боевого коня. Независимо от достоверности этой истории, в ней отражена частица истины: вероятно, забывая о наставлении подставить другую щеку, Константин считал распятие символом масштабного насилия.

Мы никогда не узнаем, каким стал бы Иисус, если бы преуспел в своей политической миссии до того, как его казнили на кресте. Мы никогда не узнаем, каким стал бы Моисей, если бы в его распоряжении была сильная армия. Но в случае Мухаммада нам это известно. После десятилетия проповедей в Мекке он вместе с отрядом последователей отправился в Медину, в то время называвшуюся Ясриб. Мухаммад вознамерился обрести подлинную власть, ситуации предстояло измениться.

Закладка фундамента (с. 374) Мухаммад-экуменист (с. 376) Авраамическая инверсия (с. 380) • Сверху вниз или снизу вверх? (с. 383) • А был ли на самом деле «разрыв с иудеями»? (с. 386) • Искажение как норма (с. 389)

Когда Мухаммад и его единомышленники из Мекки въехали на верблюдах в Медину, горожане выстроились вдоль улицы, крича: «Едет пророк Бога! Едет пророк Бога!»1 По крайней мере, в таком виде этот сюжет фигурировал в исламской традиции на протяжении веков после смерти Мухаммада. Дух этой традиции жив в популярных западных повествованиях о рождении ислама. Согласно им, вожди племен Медины, устав от распрей, просили Мухаммада положить этим распрям конец и поклялись подчиняться его суду2. Мухаммад появляется, радуется теплому приему и спокойно принимает предназначенную ему роль лидера.

Однако рассказ о том, как тепло встретили Мухаммада в Медине, не более достоверен, чем рассказы об Иисусе в евангелиях, и также записан постфактум, спустя длительное время. Сам Коран, более непосредственный свидетель событий, рисует совсем иную картину.

Возьмем простой рефрен, впервые прозвучавший в одной из самых ранних сур периода Медины: «Повинуйтесь Аллаху и его Посланнику». По-видимому, нельзя было рассчитывать на то, что люди будут повиноваться Мухаммаду без постоянных напоминаний. Возможно, даже напоминаний было мало, и в следующей строке той же суры звучит отказ от ответственности: «Если же вы отвернетесь, то ведь на Нашего Посланника возложена только ясная передача откровения»3.

И действительно, суры из Медины указывают, что там, как и в Мекке, Мухаммад продолжал создавать движение, пытался обращать в свою веру. В одной суре начала мединского периода Бог дает Мухаммаду наставления по вербовке, применяя ту же формулу, которой пользовался Павел, чтобы пополнять ряды христиан почти за полтысячелетия до того: «Скажи: «Если вы любите Аллаха, то следуйте за мной, и тогда Аллах возлюбит вас и простит вам ваши грехи, ведь Аллах – Прощающий, Милосердный». У этой стимулирующей структуры есть и оборотная сторона: «Скажи: «Повинуйтесь Аллаху и Посланнику». Если же они отвратятся, то ведь Аллах не любит неверующих»4.

Если общепринятое описание въезда Мухаммада в Медину слишком упрощено, каким же был этот въезд на самом деле? Как гласит раннеисламская традиция, почти наверняка еще во время пребывания в Мекке у него появилась группа сторонников в Медине. Когда Мухаммад и его свита из Мекки обосновались в Медине, у них уже была и основная поддержка, и более надежная защита, чем прежде. Можно даже по примеру некоторых богословов сказать, что Мухаммад основал новое мединское «племя», объединенное не общими предками, а общими убеждениями, но все-таки племя, которое в дальнейшем разрослось, добилось господства в городе, а затем и во всем регионе5.

Конечно, исламское «племя» не стало заменой существующих: это было племя, к которому можно присоединиться, сохранив родственные узы. Тем не менее мединские суры свидетельствуют о том, что Мухаммад требовал преданности, нарушающей традиционные узы. «О те, которые уверовали! Воистину, среди ваших жен и ваших детей есть враги вам. Остерегайтесь их»6.

Эти строки очень похожи на высказывание, приписываемое евангелиями Иисусу: «Я пришел разделить человека с отцем его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее, и враги человеку – домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня»7.

Какое бы раздражение ни вызывали эти отрывки из Корана и евангелий, они имеют смысл. Чтобы движение Мухаммада в Медине преуспело, как и движение Иисуса в Римской империи, они должны были внушить своим приверженцам преданность, которая превосходила бы уже существующую. Обе религии занялись реконструкцией, созданием социальной организации нового рода. А когда хочешь приготовить омлет, хоть несколько яиц да приходится разбить.

По сути дела, рождение всех трех авраамических религий было упражнением в широкомасштабной социальной инженерии. В Древнем Израиле некогда независимые племена объединились сначала в конфедерацию, затем – в государство. Рождение христианства ознаменовалось социальной консолидацией второго рода – не племен, а целых народов. Не было уже «ни иудея, ни эллина», ни римлянина, ни египтянина: все верующие стали «едиными во Христе Иисусе». Римская империя, по территории которой распространялось христианство, была многонациональной империей, а христианство стало многонациональной религией.

При рождении ислама оба этих порога – конгломерацию племен и народов – пришлось преодолевать в срочном порядке. Когда Мухаммад совершил хиджру, переселение из Мекки в Медину, племена в Медине не имели централизованного управления, как и население Аравийского полуострова в целом. К моменту смерти Мухаммада в 632 году племена в Медине, Мекке и на большей части прилегающих территорий признали его власть. Через пять лет исламское владычество распространилось не только на арабов, но и на сирийцев, людей, которых мы сейчас считаем арабами, но не говоривших по-арабски до того, как они приняли ислам. Как мусульманские армии отвоевали Сирию у Византийской империи, так у Персидской империи был отвоеван Ирак. Следующей стала очередь Египта и Палестины8; в течение десятилетия после смерти пророка обе перешли из рук Византии в ислам, началось завоевание Ирана – сердца Персидской империи9. Через четверть века после переселения Мухаммада из Мекки в Медину, где его власть не превосходила власти мэра какого-нибудь провинциального городка, исламское государство сформировалось и превратилось в многонациональную империю.