litbaza книги онлайнИсторическая прозаКняжна Тараканова - Фаина Гримберг

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 96 97 98 99 100 101 102 103 104 ... 114
Перейти на страницу:

– Здравствуй, цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!

Елизавета захлопала в ладоши и покружилась на месте, чуть приподняв платье у пояса. Они снова перебрались через ограду и вернулись в карету, чувствуя себя шаловливыми детьми…

О возможности посетить великого понтифика, получить аудиенцию, еще и речи не было. И причина заключалась не только в том, что Ганецкому было не так-то просто устроить подобную аудиенцию, но также и в том, что после смерти Климента XIV конклав все еще заседал и новый папа все еще не был избран…

Теперь, когда они оказались, в сущности, под покровительством Ганецкого, пришлось посещать церковные службы, для чего тот же Ганецкий указал церковь Святой Агнессы, украшенную старинной мозаикой. Вместе с Ганецким вся компания, то есть Елизавета, Доманский, Чарномский и слуги, посетила также и церковь Креста Господня. Там Елизавету охватило искреннее молитвенное состояние и она долго молилась, стоя на коленях. На глаза навернулись слезы. Ее спутники уже деликатно вышли наружу, но она присоединилась к ним позже. Они дождались ее.

* * *

В Риме устроились уединенно, но не без комфорта. Ганецкий добросовестно исполнял обязанности секретаря, казначея и мажордома. Это он решил, что пользоваться разными наемными экипажами не следует, и нанял постоянную карету за тридцать пять цехинов в месяц. Он же нанял и подходящее жилье: дом Gioranni на Марсовом поле, ценою в пятьдесят цехинов ежемесячно. В этом доме ей нравилась просторная приемная с круглым столом из дубового дерева и стульями с бордовыми бархатными сиденьями вдоль стен. По стенам висели портреты в темных деревянных рамах, изображающие пышно и с многими светотенями сцены из Евангелия и античные мифологические. Из приемной возможно было пройти в анфиладу комнат, которая завершалась ее личными покоями, спальней и кабинетом. Потолок украшен был лепниной и люстрой с большими свечами… Порою она бродила в приемной, как будто в ожидании гостей. На самом деле ее интересовали посланные от Орлова. Но Орлов покамест никак не давал знать о себе…

Она решилась снова писать ему. Хотела было писать, не уведомив предварительно Михала, потом поняла, что Михал все равно так или иначе узнает, и сказала ему о своем намерении снова писать Орлову. Михал задумался, но видно было, что он и сам не знает, стоит ли писать. Может быть, и не стоило лишний раз выступать ей в роли словно бы просительницы, а может быть, напротив, стоило лишний раз напомнить о себе! Он сказал ей, что она может написать…

Она писала несколько заносчиво, но в то же время, конечно, и просила, даже упрашивала. Писала, разумеется, по-французски…

…Подумайте, рассудите! Если вы полагаете, что Наше присутствие в Ливорно будет необходимо для обоюдных переговоров, то дайте ваш ответ… Во избежание любопытства адресуйте ответ Нашему секретарю, господину Ганецкому… Снова предупреждаю вас о том, что времени мало и оно дорого. Следует действовать быстро, иначе русский народ может погибнуть от дурного правления. Наше чувствительное и сострадательное сердце не может терпеть несчастий народа, власть над коим принадлежит Нам по праву! Но вовсе не жажда получения Российской короны принуждает Нас действовать, что Мы и доказываем всей Нашей жизнью. Мы также полагаемся, граф, и на ваше справедливое суждение. Ваша помощь в составлении Манифеста, обращенного к русской армии и к русскому народу могла бы быть неоценимой! Возможные прибавления или исключения в Манифесте – в вашем распоряжении. Но прежде, чем вы сделаете этот шаг, обдумайте его хорошенько и сумейте хорошо изучить состояние умов в России. Если вы полагаете, что поступите правильно, переменив ваше местопребывание, то вам лучше знать положение вещей, которые могут препятствовать исполнению Наших действующих замыслов. Мы, в свою очередь, можем уверить вас, что Наше заступничество и благодарность всегда с вами…»

Разумеется, она снова и снова была «Мы», как и подобает столь высокородной особе.

Но и на это письмо не было ответа.

* * *

Она никогда не скучала о своем детстве. Не то было с Михалом. Вдруг он начинал скучать о старом доме в Задолже, о покойном отце, о Хеленке, какою она была, когда оба они были детьми. Он убеждал себя в уме, что ведь подобная тоска совершенно тривиальна, но эти его убеждения на него же и не действовали! Вдруг ему до страсти хотелось поесть бигоса, горячего, ароматно пахучего тушеной капустой и пряностями… Он улыбался смущенно и сознавал, какую власть могут иметь над чувствами и памятью человеческой самые обыкновенные страсти!..

* * *

Уединенная жизнь раздражала ее. Она стала жаловаться Михалу, что обречена теперь на существование, то есть, в сущности, на прозябание взаперти, явно вредное для ее здоровья! Она просила его нанимать верховых лошадей, чтобы кататься. Ганецкий не полагал это разумным, но Михалу стало жаль ее. Он исполнил ее просьбу, и они ездили вдвоем на берег Тибра, в сад Боргезе. Верхом на арабской кобыле, отличавшейся таким нарядным поставом шеи, скачущей с такою благородной резвостью, одетая в один из своих польских амазонских кафтанов, чаще всего в атласный, в красную и белую полоску, перепоясанная сырсаковым кушаком, серебряно-золотым, золотые и серебряные кисти которого свисали на ярко-синюю, расшитую серебром юбку, в круглой черной шляпке с белыми перьями, надетой немного набок, Елизавета была очень хороша. Он просто, по-мужски, гордился своей подругой!..

Затем вот что случилось: Ганецкий принялся настаивать на том, чтобы верховые прогулки прекратились. Он уверял, будто видел близ их жилища какого-то субъекта, одетого весьма ординарно, то есть приблизительно в такую одежду, в какую чаще всего одеваются в Риме провинциальные дворяне из Тосканы, а тосканцев бывало в Риме много, в особенности теперь, когда ожидалось избрание великого понтифика…

Она протестовала, возражала Ганецкому; сердито, возбужденно говорила, что он нарочно, назло не хочет, чтобы она ездила верхом… Но Михал также предпринял внимательное наблюдение и заметил незнакомца, тот действительно бродил неподалеку от дома, имея вид фланера, но фланера несколько настороженного…

Снова приняты были меры к устроению уединенной жизни. Окошки кареты плотно занавешивались. Ворота и сами двери дома запирались ежедневно, в два часа пополудни. Вскоре Ганецкий ввел в дом своего давнего знакомца Вонсовича. Разговор пошел о возможности знакомства с кардиналом Альбани, подобное знакомство было бы серьезным успехом, потому что Джованни-Алессандро Альбани являлся не только кардиналом-протектором Польского королевства и деканом Священной коллегии, но и вероятным кандидатом на папский престол!..

Незнакомец продолжал появляться у дома на Марсовом поле с некоторой завидной регулярностью. В доме была устроена домовая часовня, где сам Ганецкий ежедневно служил мессу. Поползли, зашагали и побежали слухи о «русской княжне» или «знатной польке»… Мессы в домовой часовне должны были сделаться известными через Вонсовича и доказывать приверженность княжны именно к вере католической…

Иные толковали о ней как о родственнице князя Радзивилла, но это мнение было очень скоро опровергнуто. Между тем по-прежнему решительно недоставало денег. И тут-то случилось одно совсем особенное происшествие. Она решила действовать независимо. В раздражении она размышляла о своей нынешней несвободе. Она, в сущности, зависела от Михала, и оба они зависели от Ганецкого. Да, Михала она любила и даже это ее отношение к нему возможно было определить как большее, чем эта самая любовь, но ведь все это вовсе не должно было означать несвободу, то есть именно ее несвободу! Наверное, было бы лучше, легче для нее любить его по-прежнему на расстоянии, даже более, чем любить… Или все это всего лишь еще одна ложь, эти ее мысли, а на самом деле она просто-напросто не умеет любить человека, которого она любит… Вот нечто абсурдное… Она уже обвиняла себя в неумении чувствовать, в безразличии к людям… Потом решительно сказала себе, что все это пустые путаные и демагогические рассуждения… И она поняла, зачем ей вся эта путаница. Все это было потому, что она решила поступить, как ей хотелось. Она ничего не сказала Михалу. В конце-то концов пусть он поймет… Но лучше не рассуждать! Она посвятила Франциску в свой план и тотчас приказала ей:

1 ... 96 97 98 99 100 101 102 103 104 ... 114
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?