Когда мы, часто дыша, как тройка гнедых лошадей, подбежали к самолету, диспетчер уже проверила билеты у последнего пассажира и собиралась возвращаться в аэровокзал.

– Ой!! – взвизгнула Маша, глядя куда-то за наши спины.

Мы с Бэлом обернулись и увидели амбала Лу, который черной пантерой бежал к нам, делая большие прыжки, словно преодолевал широкие ступени. Расстояние между нами стремительно сокращалось.

– Побыстрее, пожжжалуйста, тетечка-а-а! – нараспев произнесла Маша и, не дождавшись, когда диспетчер вернет ей билет, вскочила на лесенку и нырнула в темную утробу нижней палубы.

– А это еще кто такой? – спросила диспетчер, подняв лицо и увидев бегущего Лу. – Еще один опоздавший?

– Нет-нет!! – закричали мы с Бэлом и, перебивая друг друга:

– Это жулик, аферист!!

– У него нет билета!!

– Не пускайте его в самолет, он хочет пронести бомбу!..

Пока диспетчер, раскрыв рот, следила за приближающимся амбалом, мы, толкая друг друга, полезли в самолет. Очутившись в багажном отсеке, Бэл зачем-то кинулся на стеллажи, будто Маша, будучи совершенной идиоткой, оставила рюкзак здесь. Наверное, у моего друга после плена совсем перестали работать мозги.

– Не задерживайся! – прошипел я, хватая Бэла за ворот и подталкивая его к лестнице, ведущей на верхнюю палубу.

В салоне мы несколько придержали свои эмоции и даже сняли куртки в гардеробе и причесались.

– Где она? – спросил Бэл. – Ты не знаешь, какое у нее место?

– Не знаю. Иди по левому ряду, а я по правому.

Мы двинулись по проходам в сторону второго салона и очень скоро нашли Машу. Она сидела в среднем ряду между пожилой дамой и спортивного вида юношей, крепко прижимая к себе рюкзак и исподлобья глядя то на меня, то на Бэла.

– Вы не могли бы пересесть на мое место? – вежливо попросил я даму, протягивая ей свой билет. – Нас с сестрой разлучили. А на моем месте вам будет даже удобнее.

Дама без лишних уговоров сложила газету, которую читала, и стала выбираться из глубокого кресла.

– Нет-нет! – воспротестовала Маша. – Он мне вовсе не брат!

– Так мне идти на ваше место или нет? – спросила меня дама. – Не могу понять, чего вы хотите?

Я вежливо отстранил женщину и плюхнулся в кресло рядом с Машей. Бэл уже кряхтел с другой стороны, устраиваясь на кресле вместо юноши. Мне казалось, что он раскачивает самолет.

– Привет, красавица, – сказал я Маше, поглядывая на рюкзак и испытывая прилив волнующей радости. – Что ж это ты не признаешь во мне своего братца?

– А во мне своего мужа, – вставил Бэл. Я обратил внимание, что ментовская закалка помогла ему удивительно быстро справится с той психической травмой, которую нанесли ему бандиты, убив на его глазах Тенгиза, и сейчас он прекрасно владел собой.

– Я вас не знаю, – буркнула Маша, еще сильнее прижимая рюкзак к груди.

– А Лу ты знаешь? – спросил я и приврал: – Ему, между прочим, удалось проникнуть в самолет, так что живой в Москву ты не прилетишь.

– Не рассказывай мне сказки, – ответила Маша, но по ее глазам было заметно, что она испугалась.

– В самом деле, надо познакомиться, – сказал Бэл и протянул Маше удостоверение сотрудника органов безопасности. Маша мельком взглянула на давнюю фотографию худого лейтенанта Уварова и скривила губы в усмешке.

– Что ж это вы нападаете на беззащитную девушку?

– Никто на вас не нападает.

– А что, в таком случае, вы от меня хотите?

– В самом деле, Бэл, – согласился я с вопросом Маши. – Что ты от нее хочешь?

Я дал понять, что наступило время объясниться и расставить все точки над "i".

– Я хочу получить причитающуюся мне долю, – ответил Бэл, как ни в чем не бывало. Мне понравилась, с какой откровенностью и простотой он сказал это.

– А разве милиционеры присваивают чужие деньги? – продолжала Маша играть роль наивной девочки.

– Присваивают, милая, присваивают! – заверил я. – И не только милиционеры, но и прокуроры, судьи, государственные деятели, министры и даже президенты. Сегодня присваивают все, кто может.

– А как же это будет состыковаться с вашей, так сказать, совестью? – донимала Маша.

– А с этим у нас все в порядке, – ответил Бэл, не моргнув глазом. – Бандиты причинили мне серьезный моральный ущерб, и у меня есть все основания присвоить некоторую сумму нечестно заработаннх ими денег.

– У меня те же основания, – добавил я.

– О! – воскликнула Маша и посмотрела на меня так, словно видела первый раз в жизни. – Еще один!

Стюардесса попросила пасажиров пристегнуть привязные ремни и пообещала, что полет будет для всех приятным и не последним. Мы с Бэлом одновременно клацнули дюралевыми пряжками, а затем принялись пристегивать Машу. Она сопротивлялась, но мы не могли допустить, чтобы рядом с нами грубо нарушались правила личной безопасности.

52

– Короче так, – сказала Маша сдавленным голосом, так как ремень не давал ей возможности сделать глубокий вздох. – Я не собираюсь ни с кем делиться. Эти деньги я добыла в тяжелой борьбе со злыми бандитами.

– Ты забываешь, что первоначально добыл их Стас, – возразил Бэл и скрипнул креслом.

– Добыл, но упустил. Он обменял эти деньги на тебя. А я перехватила. Вы оба вообще здесь не при чем!

– Будешь наглеть, отберем силой! – пригрозил я.

– Ух ты! – возмутилась Маша, кинув на меня испепеляющий взгляд. – Какой храбрый! Силой отберет у беззащитной девушки. Что ж ты такое условие не поставил Лу?

– Ребята, давайте не ссориться! – предложил Бэл. – Деньги надо поделить поровну – так будет даже безопаснее, чем кому-то одному из нас присвоить весь "лимон".

– "Кому-то одному"! – повторила Маша с явным возмущением. – Значит, вы не исключаете, что мои деньги могут достаться одному из вас?

– Жизнь настолько непредсказуема и так богата крутыми поворотами, что в ней может случиться что угодно, – многозначительно произнес Бэл, но, опережая взрыв негодования, поспешил успокоить девушку: – Но я уверен, что до этого не дойдет. Сумма вполне приличная, и каждому из нас достанется приличный кусок.

– А вам-то, гражданин милиционер – или кто вы там? – зачем столько баксов? – спросила Маша. – Вы ж себе даже приличную "тачку" купить не сможете, потому что сразу попадете под подозрение своих коллег.

– А я увольняюсь из орагнов, – вздохнув, ответил Бэл.

– Ты что, правду говоришь? – не поверил я.

– А что мне еще остается делать после такой "прекрасной" в кавычках операции? Только подавать в отставку. Мне не простят Тенгиза.

– И Гельмута тоже, – мрачным голосом добавил я.

– А что с Гельмутом? – насторожился Бэл.

– Застрелился.

Нахмурив брови, мой друг минуту молчал. Потом произнес:

– Да, мне, в самом деле, лучше подать в отставку.

Маша заерзала под ремнем.

– Вы все