за многочисленные оскорбления, нанесенные мне вчера этой акселерированной стервой, я быстро оделся, обратив внимание, что в брюках и куртке вывернуты все карманы, и вышел в коридор. В холле, на диване, ждал уже знакомый мне амбал.

– Машка где? – спросил он.

Я кивнул на номер. Амбал выругался, встал и пошел к распахнутой настежь двери.

– Спускайся вниз, – сказал он мне. – Там ждет "Нива".

У меня появилась прекрасная возможность незаметно снять с еловой ветки бирку с номером и сунуть ее под пятку в ботинок. Если меня не обыщут по дороге и не найдут жетон, значение которого будет ясно и без комментариев, то до Минвод я доеду живым. А там пусть подавятся своими баксами, глаза б мои их не видели! Главное, чтобы не надули, чтобы Борьку отпустили.

Роль Маши в нашем благородном обмене я так до конца и не понял. Она тоже оказалась в "Ниве", рядом со мной, и, почувствовав тепло и упругий диван под собой, тотчас свалила свою бедовую головушку мне на плечо и заснула. Может быть, бандиты переоценили мое влечение к Маше и взяли ее с собой с той целью, чтобы я по дороге не выкинул какой-нибудь финт, а может быть, они опасались, как бы на турбазе она не наболтала лишнего своим многочисленным подругам и поклонникам.

Мы тронулись. Попутно к нам присоединились еще две машины – горчичного цвета "Мерседес" спереди и темная "Рено Лагуна" сзади. Амбал подпирал меня своим накачанным плечом, и особенно крутить головой я не мог, тем более, раглядеть сквозь затемненные стекла автомобилей, сидит ли в одном из них Борис.

За поворотом на Пятигорск, поскольку амбал и незнакомый человек, сидящий справа от водителя, никаких агрессивных действий против меня не предпринимали, я задремал, положив голову на Машу, лежащую у меня на коленях. Со стороны мы, должно быть, выглядели очень мило, и непосвященный человек, увидев бы нас в те минуты, наверняка бы решил, что нет на свете более любящей друг друга пары.

* * *

Было около десяти часов, когда наша «Нива», заметно оторвавшись от эскорта, подрулила к стеклянной коробке здания аэропорта. Амбал открыл дверь, вышел наружу. Следом за ним я. Еще пару минут мы терпеливо ждали, пока Маша протрет сонное личико косметической салфеткой, разомнет губки, любуясь ими в зеркальце, и причешется.

– Тащи бабки! – сказал мне амбал и кивнул Маше: – Проводи его!

– Это вовсе не обязательно, я легко справлюсь и сам… – начал было я, но амбал прервал меня:

– Она тебя проводит.

Эта горилоподобная образина вызывала симпатию. Несмотря на свой имидж, определяющий крайне низкоинтеллектуального человека, вся жизнедеятельность которого сводится лишь к физическому угнетению и ликвидации противников, он ни разу не повысил голос, ни разу не причинил мне боль и даже не проявил нетерпения. Его железным нервам и хладнокровию можно было позавидовать.

– Пойдем, зайчик, – мило улыбнулась мне Маша и взяла под руку.

Я отстранил деву от себя и повернулся к амбалу.

– Послушай, но я все-таки хотел бы убедиться, что Борис здесь и он жив.

– Убедишься, – заверил амбал. – Он будет стоять на входе в третий сектор.

Я сразу представил себе раклад позиций.

– Не пойдет. Вы хотите закрыть проход на посадку. Я отдам бабки и окажусь в ловушке.

Амбал снисходительно усмехнулся. Он не стал спорить: удаву несложно принять условия кролика, который, к тому же, находится в его норе.

– Как ты хочешь?

– Мы встретимся в центре зала. Я буду стоять спиной к третьему сектору. Вы – спиной к выходу. Отпускаете Бориса, и я отдаю деньги.

– Сначала ты отдашь деньги, – поправил амбал. – Я проверю, не сунул ли ты "куклу", а после отпущу твоего Бориса.

– Идет, – согласился я. В центре зала, на глазах у сотен пассажиров и милиции, бандиты вряд ли допустят шум – с миллионом долларов им лучше не привлекать внимание. Скорее всего, они отпустят нас с Борисом подобру-поздорову.

– Ты что, с ума сошел?! – вдруг вмешалась Маша и, глядя на амбала, постучала себя пальцем по голове. – Он с бабками встанет у самого выхода на посадку, а вы, получается, рядом. Бориске ничего не будет стоить вырваться и вместе со Стасиком смыться в зону досмотра. Как, интересно, вы потом будете снимать их с самолета?

На скулах амбала заходили желваки. Маша убедила его в два счета. Амбал, оказывается, не умел отстаивать свое решение.

– А что ты предлагаешь?

– Мы сейчас пойдем за бабками, и рюкзак в зал вынесу я, – сказала Маша. – Для уверенности пусть Стасик крепко держит меня под ручку – он сильнее, и я даже при большом желании не смогу от него удрать. Заодно проверю, какого кота он хочет нам подсунуть. А потом все просто – ты отпускаешь Борика, а Стасик отпускает меня.

– Хорошо, – тотчас согласился амбал. – Пусть будет так. Встречаемся через десять минут.

– Через двадцать, – поправила Маша. – В этом деле спешить не стоит.

– Какие двадцать минут! – возмутился я. – Регистрация на Москву уже заканчивается!

– Успеете! – жестко ответила Маша и легко поддала мне кулаком под ребро.

Мы пошли к входу в аэровокзал. Прежде чем отворить стеклянные двери, я обернулся. К стоянке, где припарковалась "Нива", подруливали две машины из "эскорта". Я замедлил шаг. Маша предоставила мне возможность увидеть, как из "Мерседеса" вывели Бэла. Нас с ним разделяло не меньше сотни метров, но я заметил, что глаза его ввалились, скулы обострились, и его некогда крепкая и тяжелая фигура теперь казалась сутулой и немощной.

– У нас мало времени! – сказала Маша.

Мы вошли в вестибюль. Я на секунду задержался перед электронным табло, вспоминая, в левом или правом крыле находится камера хранения, но Маша, не останавливаясь, потянула меня к кассам.

– Куда тебя понесло? Я не там оставил деньги!

Маша пропустила мое замечание мимо ушей и, расталкивая стоящих в очереди людей, устремилась к окошку.

– Пропустите, пожалуйста, беременную, – негромко и жалостливо просила она. – Мне очень трудно стоять… Пропустите будущую мать. У меня могут начаться схватки…

Услышав про схватки, народ отхлынул от окошка. Маша склонилась над ним, протянула паспорт.

– Один билет до Москвы на рейс одиннадцать-тридцать.

– Все билеты проданы! – ответило окошко, выплевывая паспорт.

Маша, глядя на кассиршу, как на икону божьей матери, снова протянула паспорт, положив сверху него стодолларовую купюру, словно сыр на хлеб. Этим "бутербродом" кассирша не побрезговала.

– Ты что надумала? – спросил я, когда "беременная" Маша, раздавая во все стороны благодарные улыбки, покинула очередь и подошла ко мне. – Зачем ты летишь в Москву?

Она, пряча билет в кошелек, недоброжелательно посмотрела