точно пришедшим из какой-то далекой эпохи прекрасных дам и галантных кавалеров. Северус забыл об усталости, забыл о боли в ногах — он слушал и не мог поверить, что такое возможно.

Но вот отзвучала и эта... Исполнительница прижала ладонью струны и наклонила голову. Слушатели уважительно молчали.

— Еще одну — и все на сегодня, устала, — наконец объявила она. — Ксено, вы с Квиринусом ее слышали, а наш новый гость еще нет. Интересно будет узнать ваше мнение, Северус.

Она помедлила мгновение и тихо начала:

Из вереска напиток

Забыт давным-давно.

А был он слаще меда,

Пьянее, чем вино.

В котлах его варили

И пили всей семьей

Малютки-медовары

В пещерах под землей.

В мерцающем свете фонариков он не мог быть уверен наверняка, но ему казалось, что смотрит она только на него и ему одному рассказывает давнюю историю о чести и мужестве сгинувшего племени, и плачет, и гневается и гордится...

Затих последний аккорд. Ксенофилиус наклонился к жене и ласково погладил ее по руке. Квиррелл перевел дыхание и поудобнее устроился в кресле.

— С тех пор как родила, не могу спокойно петь о мальчике, — раздумчиво проговорила Пандора. — Отказываюсь принимать любую смерть, особенно такую... когда даже не оставляют выбора. Хотя умом понимаю, что бывают ситуации, когда иначе нельзя. Вы согласны со мной, Северус?

— Да, — не сразу ответил он. — Но в этой истории я больше всего сочувствую не мальчику, а старику. Именно потому, что ему пришлось выбирать. И отвечать за свой выбор. Думаю, это гораздо труднее.

— А мне больше всего жаль потерянное знание, — вздохнул Квиринус. — Короли приходят и уходят, а утраченного не вернешь.

Дом уже давно спал, а Северусу все еще чудился перебор гитарных струн и нежный тихий голос. И прежде, чем провалиться в теплую темноту, чувствуя краем сознания, что сон будет крепким, освежающим и не принесет кошмаров, он прошептал одними губами, впервые понимая особый вкус слов:

— Моя святая тайна, мой вересковый мед...

______________________

[1] Не все потеряно, пока есть виски во фляжке — старинная ирландская песня Whiskey In The Jar.

[2] Общеизвестная Greensleeves.

Глава 37. Кресты над обрывом

Слова Пандоры подтвердились полностью: уже на следующий день ноги почти не болели и усталость чувствовалась заметно меньше. Он никогда не задумывался о том, насколько физически крепок или вынослив, в среде магов на это обращалось мало внимания. Но как тогда, в тоннелях, было неожиданно приятно ощутить в руке тяжесть клинка и яростную радость верного удара, так и сейчас собственная легкость шага и неутомимость в движении приносили новое, еще не испытанное удовольствие.

На холмах, вдали от жилья, росло немало полезных трав. Северус не упускал возможность пополнить свои запасы и обязательно приносил что-нибудь миссис Лавгуд.

Это быстро превратилось в традицию, и он уже специально выискивал кустики тимьяна посочнее и самые свежие цветущие стрелки шалфея, чтобы вечером вручить очередное душистое подношение. Она искренне благодарила и всякий раз с неизменным интересом выспрашивала, как гость провел день и что повидал. И ему не требовалось ни выдумывать, ни скрывать что-либо, потому что — он понял сразу — эта женщина приняла его таким, каков он есть.

А еще ее глаза перестали напоминать ему аптекарские пузырьки, и в какой-то момент даже стало стыдно за такое сравнение. Морская гладь под солнцем, то темнеющая, то обманчиво прозрачная, смотрела на него из-под выгоревших на кончиках ресниц, и от того на душе делалось и хорошо, и грустно одновременно.

К Лавгудам иногда заглядывал солидный, лысоватый, страдающий одышкой джентльмен — начальник Суссекского отделения министерского Сектора борьбы с неправомерным использованием магии Джайлс Уильямсон. При первой встрече с новоприбывшими он напустил на себя официальный вид, с пристрастием допросил о месте жительства и работы, потребовал предъявить палочки и долго проверял их на предмет недавнего применения непростительных заклинаний. Но по завершении всех формальностей оставил казенный тон, разрешил звать себя по имени и заметил, что тут хоть от Лондона и недалеко совсем, но особых строгостей со Статутом нет. При соблюдении разумной осторожности вполне допустимы и дезиллюминационные, и Чары отвода глаз, и вся бытовая магия.

— И вот еще что, господа, — добавил он, снова посуровев и понизив голос. — Симпатичных курортниц здесь много, а ваше дело молодое-холостое, поэтому предупреждаю: предохраняйтесь как угодно, но никаких «Обливиэйтов». В прошлом сезоне у нас уже были две девы марии с непорочными зачатиями... Ангелочков шкодливых я нашел, отбил им охоту святого духа изображать. Так что имейте в виду.

* * *

— И в самом деле, зачем кому-то стирать память о таких славных малых, как мы, например, — Квиринус проводил заинтересованным взглядом трех девушек в узких брючках, обогнавших их на дорожке, ведущей к холмам. — Правильно я говорю?

— Угу, — Северус тоже рассматривал удаляющиеся изгибы и выпуклости. — А потом тоскующие девицы станут осаждать Хогвартс и подерутся с твоими поклонницами из числа студенток.

— Так уж и подерутся... — приятель поугас и дальше тему предпочел не развивать, тем более что дорога начала заметно подниматься в гору и следовало поберечь дыхание.

Ксенофилиус, убедившись, что они уже более или менее освоились на холмах, предложил небольшое приключение — ночевку под звездами. Мол, не все же на магическое небо в спальнях любоваться, надо же хоть раз настоящее как следует разглядеть. План был простой: идти вдоль береговой линии до самого вечера, остановиться на ночь, где понравится, а утром трансгрессировать домой.

Провизия, вода, коврики и спальные мешки после чар уменьшения поместились в два небольших рюкзака, туда же отправились колдокамера и мешок дров. Лавгуд объяснил, что на холмах с горючим материалом проблема, а без костра сидеть ночью скучно. Погоду прогнозы обещали хорошую, так что друзья с утра пустились в путь в уверенности, что прекрасно проведут время.

Дорога наконец взобралась на холм и вывела их на громаду Бичи-Хэд[1]. Меловая скала возносилась над морем более чем на пятьсот футов, Английский канал был виден как на ладони, а домики побережья казались совсем крошечными. По мысу группами и поодиночке бродили туристы, но на его просторах человек терялся и делался незначительным. Мысли о мимолетности