Хотя они были закутаны в длинные плащи и казались великанами, в них все же нетрудно было узнать Карлоса Сантандера и его секунданта. Третий человек остался в карете, вероятно, это был доктор. Теперь все были в сборе и в должном порядке. Сантандер и его друг сняли с себя плащи и положили их в карету. Дойдя до рва, они перескочили его, первый совершил прыжок довольно неудачно, растянувшись всей тяжестью на земле. Он был силен и крепко сложен, но не обладал, по-видимому, ни ловкостью, ни поворотливостью.

Его противник мог бы обрадоваться при виде такой неловкости, но он знал, что Сантандер, хоть и считался довольно трусливым хвастуном, убил все же двоих на дуэли. Его секундант, французский креол по фамилии Дюперрон, завоевал себе также известную репутацию, победив несколько раз своих противников. В ту эпоху Новый Орлеан считался городом дуэлей по преимуществу и занимал в этом отношении первое место в свете. Керней знал, что за человек был его противник, и ему было поэтому простительно чувствовать некоторую тревогу, однако он ничем не выдавал этого чувства, надеясь на свою ловкость, приобретенную долгими упражнениями, и, поддерживаемый храбрым кентуккийцем, он не испытывал ни малейшего страха.

При виде лица приближающегося противника и при воспоминании о Луизе и полученном им оскорблении нервы Кернея стали крепки как сталь. Уверенное, почти улыбающееся лицо Сантандера оставляло его спокойным.

Когда оба прибывшие приблизились на некоторое расстояние, Криттенден встал со своего складного стула, пошел к ним навстречу, затем проследовал несколько шагов за ними. Обменялись четырьмя взаимными поклонами. Двое противников остались в стороне. Секунданты подошли друг к другу, и между ними начались переговоры. Им, впрочем, пришлось обменяться лишь несколькими словами, так как оружие, расстояние и сигналы были уже назначены ранее. Об извинении не заводилось и речи, потому что никому и в голову не пришло, чтобы можно было просить или принять извинение. Взгляды и манера держать себя у обоих противников указывали на непоколебимую решимость довести дело до конца. Дюперрон казался равнодушным; что же касается кентуккийца, то он не был склонен к примирению, когда дело касалось оскорбления, полученного капитаном. Окончив переговоры, секунданты опять разошлись, направившись к своим друзьям. Молодой ирландец снял верхнюю одежду и засучил рукава рубашки до локтя. Сантандер же, у которого под пальто была надета красная фланелевая рубашка, остался в ней, не засучив даже рукавов.

Все молчали; кучера на козлах, оба доктора, громадный техасец — все походили на большие туманные привидения среди окутанных испанским мхом кипарисов, представлявших удивительно подходящую декорацию для этой сцены.

Вдруг среди этой могильной тишины раздался крик с одного из кипарисов, этот острый пронзительный звук мог навести ужас на самую храбрую душу. Он походил на крик человека, не имея в себе в то же время ничего человеческого, точно смех безумного, Никто, однако, не обратил на него внимания, зная, что это кричал орел. Вскоре крик прекратился, только эхо повторило его еще несколько раз. В это время в лесу послышался не менее заунывный звук, это был крик «хо-хо-хо» большой южной совы, отвечавшей точно ворчанием на подтрунивания белого орла.

Во всех странах и во все века крик совы считался предвестником смерти. Наши дуэлянты могли бы смутиться, если бы не обладали храбростью, но не успели еще замереть унылые звуки, как они уже подошли друг к другу, подняв шпаги, с одной общей мыслью в уме и сердце: убить!

Глава VII

ДУЭЛЬ НАСМЕРТЬ

Противники стояли в позе салюта, держа высоко поднятые шпаги в горизонтальном положении. Секунданты стояли на своих местах, на шаг вперед от сражающихся. Оставалось только подать сигнал к началу дуэли.

— Начинайте! — вскричал Криттенден твердым голосом, подвинувшись на полшага, как и Дюперрон.

Это движение было мерой предосторожности против возможности неправильного удара, по большей части случайного. Действительно, под влиянием возбуждения или ненависти один из противников может приблизиться слишком быстро к другому, и предупредить это является обязанностью секундантов.

В ответ на команду противники скрестили оружие со стремительностью, доказывавшей взаимную ненависть, будь они спокойнее, они не сошлись бы с таким пылом. Минуту спустя они уже овладели собой, и их скрещенные намертво шпаги точно соединились в одну, этот выжидательный, так сказать, прием имел результатом лишь искры, которые метали глаза противников, затем последовал выпад, окончившийся ничем. Опытный наблюдатель мог бы с самого начала заметить, что Керней владел шпагой гораздо искуснее своего противника. Молодой ирландец держал все время руку вытянутой, действуя лишь кистью, тогда как креол, сгибая локоть, подвергал свою руку ударам противника.

Кернея, может быть, спасло то, что главной целью Сантандера было атаковать его, не заботясь о прикрытии, но длинная, гибкая сталь, все время прямая и вытянутая, парировала все удары.

После нескольких неудачных нападений Сантандер, видимо, был поражен своим неуспехом, на лице его появилось выражение тревоги. Первый раз он имел дело с противником, державшимся так стойко и уверенно. Керней знал не только теорию защиты, но, принужденный защищаться все время от нападения Сантандера, не мог выказать свое искусство нападения. Заметив, однако, слабую сторону противника, он ловким ударом ранил креола в руку, прорезав ее от кисти до локтя. Крик торжества сорвался с уст кентуккийца, бросившего вопрошающий взгляд на другого секунданта, точно спрашивая: «Довольно с вас?» Затем он уже высказал это словами.

Дюперрон взглянул спокойно на Сантандера, точно предвидя его ответ.

— Насмерть! — сказал креол в страшном возбуждении. Его мрачный взгляд выражал непреклонную решимость.

— Хорошо, — ответил ирландец, но уже менее спокойно, не скрывая на этот раз озлобления, вызванного возгласом противника, жаждавшего его смерти.

Последовал короткий перерыв, которым воспользовался Сантандер, перевязавший свою раненую руку, что, хотя и нарушало правило дуэли, но было ему охотно разрешено.

Когда противники снова сошлись, секунданты уже не стояли около них. При возгласе «Насмерть!» они отошли, как это и полагается в такого роде дуэли. Им оставалось только наблюдать, вмешиваясь лишь в том случае, если с чьей-нибудь стороны будет проявлена нечестность. Значение слова «Насмерть!» хорошо известно в Новом Орлеане. Здесь дело шло уж не об