Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ох прекрати
Ох
Ох
Ох
Ох к чему прекращать?
Ох
Ох
Ох
Бедный Хизлоп
Ох
Бедный отец
Ox
Алан Алан
Ox
Где ты мама мама мама?
Ох
Дэнни Дэнни Дэнни Дэнни Дэнни
Дэнни Дэнни Дэнни Дэнни Дэнни
Дэнни Дэнни Дэнни Дэнни Дэнни?
Ох
Хелен Хелен Хелен?
Ох
Зонтаг
Ох
Издательница
Ох
Проститутка не Дэнни нет Господи нет
Ох
Я тоже я тоже
Ох
Ох бедные дети бедные дети
Мы все невежи. Мы не умеем быть добрыми друг к другу.
Ох хорошо
Ох хорошо
Ох хорошо
Вытри заплаканное лицо уголком одеяла. Так. Теперь я чувствую себя совсем по-другому. Новый человек? Во всяком случае, уже не тот же самый человек. Что это за странное, яркое, слегка тревожное ощущение, будто тяжесть, годами давившая на сердце, вдруг шевельнулась и немного, совсем чуть-чуть, подвинулась?
Не надо давать ей название. Пусть растет.
Перед смертью я постараюсь, чтобы люди опять радовались самому факту моего существования. Как? Отправляйся в отпуск и поразмысли над этим. Полежи на пляже под жарким солнцем. Пей вино, никаких крепких напитков. Если правильно устроить свой отдых, то появятся новые идеи, оживут старые, те, что давно забыты. Идеи, делающие людей смелыми, идеи и, конечно, любовь. Я поеду в отпуск, отдохну, подумаю и вернусь в то единственное место, которое способен понимать. Когда-то мне казалось, что лучше жить в Лондоне или на мысе Канаверал, или даже в Голливуде. Меня учили, что история делается в нескольких важных местах несколькими большими людьми, которые вершат ее для блага других. Но это «великое меньшинство» не имеет теперь былой власти, в наши дни они способны только угрожать и разрушать, поэтому история сегодня – это то, что делаем все мы, повсюду на планете, в каждый момент нашей жизни, независимо от того, замечаем мы это или нет. Я буду работать среди людей, которых знаю; не буду больше тратить себя на фантазии; я стану думать больше, а пить меньше; меня оценят соседи, я буду беседовать с ними, обзаведусь друзьями, знакомыми, врагами, если понадобится, и я… (не надо произносить это). Уахааахау, ну и ночка выдалась, пожалуй, самая длинная ночь в моей жизни. Я, конечно, не здоровяк, но мне надо собраться с силами и прожить эту ночь до конца. Хм. Хм-м.
Жанин волнуется, но пытается не подавать виду. Она сосредоточена на звуке расстегивающихся кнопок на юбке, который раздается при каждом ее шаге. «Какой сексуальный звук», – произносит детский голосок, хихикая.
«Успокойся, – думает Жанин. – Считай, что это обыкновенный просмотр».
Но тут ей в голову приходит мысль: «Какого черта! Удиви их. Шокируй их. Покажи им такое, чего они даже представить себе не могли».
Она становится, слегка расставив ноги, снимает и отбрасывает в сторону блузку, снимает юбку, скидывает босоножки и остается совсем обнаженной, в одних чулках в сетку. Мне нужны чулки. Полностью обнаженная женщина слишком ослепительна, и вот она стоит, в одних чулках, руки на бедрах, чувствуя волнующее тепло в промежности. Она готова ко всему.
Через час я буду стоять на платформе с кейсом в руках, одетый опрятнее, чем многие, но не привлекая к себе внимания. Я буду стоять как акробат, готовящийся шагнуть на высокий канат, как актер перед выходом на сцену, где его ждет совершенно новая роль. Никто не догадается, что я собираюсь сделать. Да я и сам пока не знаю. Но я не останусь бездейственным. Нет, я не останусь бездейственным. О, Жанин, моя глупенькая душа, иди ко мне. Я буду ласковым. Я буду добрым.
Шаги в коридоре.
ТУК, ТУК
Женский голос:
– Восемь-пятнадцать, мистер Макльюиш. Завтрак заканчивается в девять.
Мой голос:
– Хорошо.
В котором с благодарностью упоминаются общие и частные источники всего вышесказанного и который может помочь критикам, чьи рецензии зарабатывают им на хлеб насущный, едва поспевая за крайними сроками выхода книг; а также с некоторыми замечаниями, высказанными критиками ранее.
Эпилог для проницательного критика. Как вы могли заметить, в этой книге встречаются строчки из Чосера, Шекспира, Джонсона, молитвенника, Голдсмита, Купера, Энона, Мордо, Бернса, Блейка, Скотта, Байрона, Шелли, Кэмпбелла, Вордсворта, Колриджа, Китса, Браунинга, Теннисона, Ньюмена, Хенли, Стивенсона, Харди, Йитса, Брука, Оуэна, Гашека (с некоторыми сокращениями), Кафки, Притчета, Одена, Каммингса, Ли и Джексона,[16]поэтому я перечислю только тех писателей, в чьих произведениях черпал я более масштабные идеи.
Шотландия в мареве алкогольных грез была когда-то в книге Мак-Диармида «Пьяный смотрит на чертополох».[17]Рассказчик, пренебрежительно относящийся к самому себе, совокупно взят из «Записок из подполья» Достоевского, «Путешествия на край ночи» Селина, романов от первого лица, написанных Фланом О'Брайеном, и из «Падения» Камю. Внедрение фантазий в благопристойное повествование о повседневности – из «Двух скользящих птиц» О'Брайена, «Бледного огня» Набокова, «Бойни № 5» Воннегута. Порнографическая природа фантазий навеяна фильмом Бунюэля «Дневная красавица» и романом «Ночной портье», не помню, кто его написал. Образ Безумного Хизлопа списан с мистера Джонстона из поэмы Тома Леонарда «Четыре удара ремнем», отрывок из которой он любезно позволил мне привести здесь:
Дженкинс, ты видишь, что время пришло
Свершить над тобой ритуал истязанья.
И если ты, мальчик, заплачешь от боли,
То ты не мужчина, что знал я давно.
Ты знаешь, Дженкинс, от этого мне
Стократ больней, чем тебе.
Но сущность моя, мужская вполне,
Вся в этом жестком ремне.