Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Дня за два, пожалуй, не дойти, — подумала она. — На эту колючку уже ушло почти полдня. Придется еще раз заночевать на природе».
Перебравшись на ту сторону, она оглядела себя.
— Ну и видок у тебя, путешественница! — вздохнула она. Брюки изодраны. На ладони рук страшно смотреть. Кофту на груди она порвала, когда на спине проползала под проволокой.
— Всё, всё. Вперед, — сказала она себе и бодро двинулась прочь от колючки.
Солнце, проглядывая сквозь тучи, перевалило далеко за полдень, когда дорога вышла к большому болоту. К тому болоту, которое тянулось к самому хутору. Вывозили ее по окружной, а по болоту расстояние сокращалось почти вдвое. Но кто же в ночь ходит по болоту? Одни кикиморы да черти болотные.
Она не боялась этой болотной живности. Еще с детства бегала на болото одна, хотя ее сверстники, наслушавшись рассказов о чертях, побаивались в одиночку ходить за ягодами. Но сейчас она устала и не решилась спуститься вниз по косогору к поляне, сплошь покрытой мхом и ягодниками. Это болото, коварное болото не терпело суеты и поспешных посетителей. Местность с этой стороны ей была не очень знакома. Тропу надо было нащупывать осторожно, оценивая предстоящий путь. Она отложила свой поход до утра.
Солнце садилось в тучу. Восточная сторона неба нахмурилась темными, беспросветными облаками. Умеренный ветерок принес влагу, и, похоже, в ночь собирался дождь. Она лежала и смотрела на хмурое небо. Рваные облака быстро проплывали вверху, и казалось, вот-вот из них начнет сыпать сначала мелкий,
назойливый, а затем и сильный дождь. Она закрыла глаза, мысли мелькали одна за другой:
«Зачем мне это всё? Почему мне? Я не сделала ничего плохого. Я хочу всего лишь одного — свободы. Свободы, от которой никому не будет плохо, а если будет, то только мне одной. Пусть хоть кто-нибудь поможет мне, хотя бы всего один раз. Я не прошу о большем. Помогите мне всего лишь один раз. Мне надо пройти это болото. Мне надо, очень надо. Назад дороги нет».
Она вспомнила, как молилась тетка, и прошептала:
— Помоги мне, пожалуйста, Бог. Помоги, ты же помнишь мою тетку — она каждый вечер молилась тебе.
В полузабытьи она провела ночь под лапами большой ели. Мокрая, холодная и голодная, перетерпела эту ночь — последнюю ночь под открытым небом — и только вечером следующего дня вышла к знакомой опушке, где за березовой рощицей чуть виднелись строения ее хутора.
— Вот я и дома, — вздохнула она, что есть силы передвигая ноги, приблизилась к мокрым белесым стволам.
К домам она вышла со стороны теткиного огорода. Плетень, защищавший посадки от непрошеных лесных гостей, завалился. Огород представлял собой печальный вид. Все посадки заросли бурьяном — видимо, с весны тетка забросила огородные работы. Тревога охватила ее.
— Как там они? Живы ли?
Обойдя дом со стороны палисадника, она вошла во двор. Дедова хата пустовала, окна крест-накрест были забиты досками. На входной двери в скобе торчала палочка, означавшая, что хозяев в доме нет. Она осторожно подошла к теткиному крыльцу и немного обрадовалась: тяжелая дверь была приоткрыта, словно приглашала гостя заглянуть вовнутрь. Нагнувшись, чтобы не удариться о притолоку, она прошла через сени и открыла дверь в горницу. Тетка неподвижно сидела в углу на старой лавке и не мигая смотрела в сторону когда-то выбеленной, а со временем потускневшей и местами закопченной вокруг топки печи. Заслонка печи была снята, и на загнетке в золе стоял давно остывший, черный от копоти чугунок.
— Кто здесь? — тихо спросила тетка.
А она не сразу ответила, остановилась посередине и долго смотрела на родное, но сильно состарившееся лицо.
— Кто здесь? — повторила тетка.
— Это я, тетя, — ответила она, не решаясь двинуться с места.
— Кто это «я»? — снова спросила тетка.
И она догадалась, что тетка плохо видит и не узнаёт ее. Подойдя ближе, она погромче ответила:
— Это я, тетя. Я вернулась.
Тетка повернулась лицом в ее сторону, приподняла правую руку, как будто приглашая гостью подойти поближе.
— Я вернулась насовсем, — повторила она.
У тетки задрожали губы, и она закрыла глаза.
— Насовсем, — повторила тетка. — Вот и хорошо, вот и хорошо, — и она промокнула тыльной стороной ладони влажные глаза.
— Всё будет хорошо, так говаривал дедуля, — продолжила тетка. — Не дождался.
— Всё будет хорошо, — повторила она вслед за теткой и обняла ее за плечи.
* * *
— Счастливый конец. Как просили, — произнес Откин.
— Счастливый, но грустный, — добавила она. — Грустный, потому что потери.
— Да, потери, — согласился Откин. — Потому что счастье без потерь не бывает.
— А что же на это скажут наши соседи? — спросила она.
— Соседи, кажется, заканчивают свой ужин. Рассчитываются, — ответил Откин. — Может быть, и нам пора?
— Да, и нам пора, — согласилась она.
— Я вас провожу, — предложил он.
— Это не обязательно, — ответила она. — Мне тут недалеко.
— Тем более, — отреагировал он. — Значит, я вас долго утомлять своим присутствием не буду. Заодно отвечу на ваш вопрос.
— Хорошо, — согласилась она.
Они вышли в темную весеннюю ночь. Яркие фонари освещали аллеи. В скором времени они покинули парк и оказались у ближайших домов, прошли по тротуару во двор и остановились у входной двери.
— Я здесь живу, — сказала она. — Это мой дом.
— Да, — ответил он. — Я думаю, что большой даме окончание рассказа понравилось бы, может, еще дедуле, а остальным — не знаю. С остальными очень сложно.
— Вы не хотите зайти ко мне на чашку кофе или чая? — спросила она.
Он не сразу ответил. Сначала внимательно посмотрел ей в глаза, потом куда-то в сторону, словно искал нужные слова где-то не здесь.
— Вы простите меня. Но у меня завтра очень сложный день. Может быть, потом? Как-нибудь в другой раз.
— Хорошо, — неожиданно весело ответила она. — В другой раз, так в другой раз. Прощайте, — и скрылась за массивной дверью.
Он минутку постоял у входа, оглядел ярко освещенный двор, посмотрел вверх, пытаясь разглядеть звёзды, но из-за яркого света ничего не увидел, поднял воротник пиджака и зашагал к дому. На завтра у него действительно была назначена важная встреча.
* * *
Молодой начальник сидел за столом и внимательно читал какую-то бумагу.
— Значит, рифмуете? — оторвавшись от чтения, спросил он пожилого мужчину, почти старика, сидевшего на месте посетителя.
Посетитель скромно кивнул головой.
— Здесь сказано, что вы еще и пишете, то есть сочиняете прозу? — снова спросил