– Ваша светлость? – Боланд, всегда верный и заботливый слуга, подошел к нему. – Вам?..

– УБИРАЙСЯ. – Герцог толкнул мужчину, отчего тот упал, растянувшись на мраморном полу.

Гости ахнули; несколько женщин вскрикнули, отступая в сторону.

– ВОН. – Герцог упал на колени.

– Что происходит? – прошептала Ларкира.

– Как интересно, – пробормотал Долион.

– Ты знаешь, что происходит? – Арабесса шагнула ближе к отцу, как и другие Бассетты.

– Он выпил весь эликсир, предназначенный для того, чтобы сделать участников вечеринки невосприимчивыми к магии.

– И?

– Ну. – Долион продолжал пристально смотреть на стонущего герцога на другом конце комнаты, – чтобы стать действительно невосприимчивым, надо избавиться от собственной магии, верно?

Сестры тихо ахнули, когда снова повернулись к сцене: Хейзар рвал на себе одежду и царапал лицо.

– Не оставляй меня! – болезненно проскулил герцог.

– А он выпил весь эликсир, – подытожила Ларкира.

«Силы потерянных богов, – подумал Дариус, – как такое возможно?»

Краденая магия отчима… она покидала его, и быстро. Их план сработал, хотя и немного по-другому. Любой, кто страдает зависимостью – особенно такой сильной, какой, по их словам, страдал герцог, – начиная принудительно и с пугающей скоростью избавляться от нее, несомненно, покажется сумасшедшим.

Пока комната наблюдала за человеком, страдающим от неожиданной и сильной лихорадки, Дариуса захлестнула волна вины. Несмотря на то, что он планировал подобное и после смерти матери отчим превратил его жизнь в сущий кошмар, Дариус обнаружил, что не может просто стоять и смотреть. Похоже он не мог наблюдать за тем, как страдает человек, пусть и больше напоминавший зверя.

– Ты куда? – Ларкира дернула его за рукав, когда он шагнул вперед.

– Я должен сделать хоть что-нибудь.

– Нельзя отменить дей…

– Я должен сделать хоть что-нибудь, – повторил он и направился прочь.

Проталкиваясь сквозь толпу и шагая ближе к герцогу, Дариус присел рядом с ним.

– Отец. – Он заставил себя произнести слово, которое поклялся никогда не произносить. – Позволь мне увести тебя отсюда. Тебе нехорошо.

– НЕ ПРИКАСАЙСЯ КО МНЕ. – Герцог толкнул Дариуса в плечо.

– Все будет хорошо, просто…

– Ты капризный ребенок, – выплюнул Хейзар, слюна скатилась по его губам. Он вцепился в собственные волосы, порча прическу. – Ты никогда не слушал. – Хейзар взмахнул рукой, как будто пытался ударить пасынка.

Дариус отпрянул, и толпа ахнула.

– Пожалуйста, – Дариус встал, обращаясь к комнате. – Прошу прощения, но кажется герцогу не хорошо. Я прошу вас всех…

– Я здесь хозяин! – Хейзар неуверенно поднялся на ноги и, пошатываясь, отступил назад.

Гости поспешили убраться с его пути, и герцог врезался в закрытые двери, ведущие на балкон. Чуть отступив назад, он с грохотом распахнул их, позволяя ледяному дождю резко ворваться в бальный зал, гася свечи и разнося по воздухи крики.

– Посмотри, что ты натворил! – Темный взгляд герцога пронзил Дариуса, дождь хлестал его искаженное ненавистью и яростью лицо. – Эгоистичный мальчик. Ты всегда рядом, всегда готов разрушить то, что мне дорого!

И тут что-то внутри Дариуса наконец-то сломалось. Годы молчания, когда он всеми силами пытался угодить человеку, никогда не видя и толики одобрения или признательности, выплеснулись наружу.

– Я всегда делал лишь то, что вы велели, – выдавил Дариус.

Герцог рассмеялся над услышанным, а затем резко зашипел от боли и, всхлипывая, наклонился вперед. Он начал бить по воздуху, по тому, что нападало или, возможно, уходило, пока его взгляд не метнулся влево. Хейзар замер, совершенно неподвижный. Его кожа приобрела неестественный белый оттенок.

– Ваша светлость? – Дариус шагнул ближе, капли ледяного дождя обожгли его лицо.

– Мы должны были быть счастливы, – выдохнул Хейзар, протягивая руку в пустоту рядом с собой. – Ты и я, но ты оставила меня. Я любил тебя, а ты бросила меня. Почему ты бросила меня? Почему ты оставила меня, Джозефина?

Дариус остановился, услышав имя своей матери.

– Джозефина, – снова позвал герцог, как будто женщина стояла прямо рядом с ним. Дариус посмотрел туда, куда тянулся отчим, страстно желая увидеть то, что видел его отчим. Но там зияла лишь темнота, только залитый дождем балкон..

– Как? – продолжал Хейзар. – Разве могу я жить после того, как я видел твою смерть?

У Дариуса словно вырвали сердце, когда он услышал, как отчим повторяет те же мысли, которые мучили его самого с той ужасной ночи.

Разве могу я жить после того, как я видел твою смерть?

– Хейзар. – Дариус снова попытался подойти к отчиму.

Герцог моргнул, недоуменно взглянул в его сторону, словно забыл, где находится, толпа по-прежнему наблюдала за ним, дождь хлестал его по лицу. С новым раскатом грома растерянность в его взгляде сменилась яростью.

– УХОДИ. – Спотыкаясь, герцог, направился к Дариусу, пытаясь оттолкнуть его. – Неужели не понимаешь? – с усилием произнес он, пятясь назад. – Ты должен был сделать это. Уйти! Твоя мать потратила свои последние вздохи на тебя, в то время как я, человек, который обещал дать ей все, который заботился о ней, как дурак стоял рядом. Она отвернулась от меня, чтобы посмотреть на тебя. Схватила за руку тебя, чтобы прошептать свои последние слова ее «драгоценному мальчику». – Хейзар усмехнулся над этими последними словами, теми самыми, который Дариус услышал от своей матери, прежде она ушла в Забвение. – А ты просто стоял и ревел. Да ты никогда не понимал, как тебе повезло иметь любовь такой женщины, как твоя мать. А потом она ушла, а я остался с тобой. Тем, кто дразнил меня самим своим существованием, этими волосами и глазами, так похожими на ее.

– Значит, ты наказывал меня за то, что я не мог контролировать? – Дариуса трясло, от ярости или от дождя, он точно не знал. – Ты был единственной крупицей семьи, которая у меня осталась.

Хейзар скривился.

– Тогда давай наконец разорвем эту связь. Позволь мне, в конце концов, скорбеть! Дай мне наконец избавиться от тебя!

Хотя и не должны были, но слова все еще жгли, все еще причиняли боль маленькому мальчику, жившему в одиноком сердце Дариуса, и они все еще терзали мужчину, который теперь вырос. И вот тогда стало ясно, что ненависть Хейзара возникла из-за его ревности в ночь смерти матери Дариуса. Герцогиня выбрала его, своего сына, чтобы посмотреть на него в последний раз. И хотя Дариус понимал, что подобное могло разбить сердце отчима, его вины в этом не было. Горе отчима стало для него ядом. Но многих других постигла еще худшая участь, и они не превращались в монстров. Форрия или нет, Дариус знал, это не имеет значения. Он слишком долго страдал от рук этого существа. Как и его народ.