Дягилев день ото дня становился всё более мрачным, раздражительным, часто выходил из себя, чего раньше с ним никогда не случалось. На одной из репетиций он неожиданно спросил Григорьева:

— Что Вы скажете, если Мясин от нас уйдет?

Для Сергея Леонидовича этот вопрос оказался настолько неожиданным, что он не нашел что ответить. А Сергей Павлович тем временем добавил:

— Да, мы должны расстаться.

Но в Париже никаких кардинальных перемен не произошло. Правда, Сергей Павлович несколько охладел к спектаклям, и это свидетельствовало об ухудшении его отношений с Мясиным. Ситуация обострялась, и кризис был неминуем. Ближайшие помощники импресарио понимали: его исход «может повлиять на всю дальнейшую судьбу Русского балета». В конце года труппа, находившаяся в состоянии крайнего возбуждения, переехала из Парижа в Рим.

В Вечном городе в то время проживало множество русских аристократов, бежавших сюда после революции. Они создали Русскую библиотеку, ставшую для них своеобразным клубом. Здесь князь Юсупов организовал благотворительный вечер, на котором выступала дягилевская труппа и который почтили своим вниманием многие знаменитости, в том числе кое-кто из членов бывшей императорской фамилии.

…Столовая в отеле, где жили артисты, обычно практически пустовала. Но как-то Лидия Соколова заметила, что двое незнакомых мужчин обедают здесь в то же время, что и они, причем за соседним столиком. Как правило, они оставляли свои допотопные мотоциклы перед входом в отель, а один раз припарковали их прямо под окнами репетиционного зала. Соколовой сразу же стало ясно: они ведут за ней наблюдение. Позже эта догадка была подтверждена фактами: Дягилев действительно нанял двух детективов следить за ненадежной, с его точки зрения, балериной.

Однажды утром, после обязательных занятий, к Лидии подошла Вера Савина и сказала, что хочет поговорить наедине. Когда остальные танцовщики разошлись, она шепнула:

— Мистер Мясин хочет, чтобы я ушла вместе с ним.

Соколова, стараясь сохранять спокойствие, сказала Вере:

— Я думаю, в этом нет ничего плохого… Ведь он хочет показать тебе достопримечательности Рима?

— Вовсе нет. Он говорит, что любит меня.

Лидия не смогла сдержать эмоций:

— Вера, но это же катастрофа!

Савина удивилась:

— Почему, если он хочет на мне жениться?

Наступило молчание. Соколова была потрясена: выходит, они всерьез решили связать свои судьбы?! Справившись с волнением, она стала доказывать Савиной, что та просто не понимает, какая трагедия произошла когда-то в связи с уходом Нижинского. Если же она выйдет замуж за Мясина, история повторится; кроме того, им обоим придется покинуть труппу.

Вера же удивленно смотрела на нее и повторяла:

— Но почему? Почему?..

После этого разговора события стали развиваться стремительно. Мясин, наконец, признался Сергею Павловичу, что любит Веру, а не Лидию, и отправился с любимой на прогулку в экипаже. Дягилев тут же отдал распоряжение двум детективам, которые всё это время следили за Лидией, не спускать глаз с Леонида. Влюбленные так никогда и не узнали, что за ними повсюду, как тени, следовали два соглядатая, ловивших и тут же передававших Дягилеву каждое их слово.

Следующим утром Маэстро послал за С. Л. Григорьевым. Когда Сергей Леонидович вошел в номер к Дягилеву, то нашел его в крайне возбужденном состоянии. Сергей Павлович тут же заявил: «Я определенно расстаюсь с Мясиным, поскольку мы не можем больше работать вместе. Его контракт кончился, и я хочу, чтобы перед сегодняшней репетицией вы как режиссер сообщили ему, что я более не нуждаюсь в его услугах и он может считать себя свободным».

Произнося эти слова, Дягилев не мог усидеть на месте, всё время вскакивал и ходил по комнате. Лицо его горело.

Режиссер угрюмо молчал. Он знал, что спорить с Маэстро бесполезно. Дягилев же, видя, что Сергей Леонидович внутренне с ним не согласен, всё больше распалялся: «Разве я не всё сделал для Мясина? А каков его вклад? Никакого, только смазливая физиономия и слабые ноги! А теперь, когда благодаря мне он стал танцовщиком и хореографом, когда в результате нашей совместной работы он сумел создать замечательные вещи, — всё рухнуло и нам нужно непременно разделить труппу!»

Голос Сергея Павловича был полон горечи. Он продолжал нервно мерить шагами комнату, затем налил себе рюмку вина, быстро выпил ее и, взяв себя в руки, сказал: «Итак, мой дорогой Сергей Леонидович, пожалуйста, пойдите и исполните мою просьбу. Позже поговорим на эту тему».

Григорьев, направляясь на репетицию, невольно поймал себя на мысли о том, что всё повторяется. Второй раз Дягилев поручил ему столь неприятное задание: раньше — известить телеграммой об увольнении Нижинского, теперь — сказать об этом же в лицо (что еще труднее) Мясину. И в прошлом, и в нынешнем расставании роковую роль сыграла женщина. Вот уж недаром, когда случается какая-нибудь беда, французы говорят: cherchez la femme…

Когда режиссер передал Мясину слова Дягилева, тот побледнел и, казалось, был ошеломлен. Затем, не произнеся ни слова, вышел из репетиционного зала. Григорьеву пришлось без объяснения причин отпустить артистов.

Итак, знаменитый танцовщик и хореограф, а также неверный возлюбленный Дягилева был уволен. Вера Савина вслед за ним покинула труппу, и они сразу же поженились. Импресарио же исчез на несколько недель — словно в воду канул. Почти никто из членов труппы не знал подробностей, и люди недоумевали по поводу всего случившегося. Лидия Соколова — одна из немногих, кто был осведомлен об истинной причине переживаний Дягилева. Впоследствии Василий, преданный слуга Сергея Павловича, сказал ей, что в эти дни импресарио едва не умер от горя.

Итак, Русский балет потерял своего хореографа. С уходом Мясина закончилась целая эпоха в жизни дягилевской труппы. По продолжительности и творческой значимости ее можно сопоставить с периодом, когда балеты ставил Михаил Фокин. Вот как сравнивает их вклад в развитие хореографии режиссер Григорьев, который из года в год наблюдал работу обоих мастеров: «Заслуга Фокина заключалась в том, что он раздвинул рамки классической хореографии, в которых сам вырос. Он создал новые танцевальные формы, отличающиеся более сложным характером пластики, и установил разумный баланс между кордебалетом и солистами. Мясин, делая следующий шаг в развитии хореографии и базируясь не впрямую на классическом каноне, а, скорее, на принципах, заложенных Фокиным, ввел более усложненные движения, более вычурные и ломаные формы, таким образом, создав собственный стиль».

Но увольнение Леонида Мясина оказалось еще и личной потерей, причем отнюдь не только для Дягилева. Практически все танцовщики труппы могли назвать его своим учителем. Эта мысль образно выражена в воспоминаниях Лидии Соколовой: «…он создал нас, как живописец создает фигуры на холсте». Несомненно, горечь испытывал и сам молодой хореограф. Ведь он еще «далеко не сказал последнего слова». Останься он с Дягилевым, мог бы достичь под его руководством более значительных творческих высот, чем удалось ему после расставания с Русским балетом. Оба — каждый по-своему — страдали. Будущее казалось зыбким, душу наполняла тревога. Что же ждет впереди?