Пройдя мимо меня, он выходит за дверь. А я вижу то, чего никак не ожидала увидеть: в глазах ведьмы блестят слёзы.

— Дети не умирают от ветрянки, Эрмина. Жизни Мариэль ничего не угрожает. Ещё несколько дней высыпаний будет становиться больше, просто прижигайте их. Потом они начнут подсыхать корочками и проходить. Не разрешай их сдирать и расчёсывать, чтобы не осталось рубцов, и они сами сойдут.

— И всё? — едва стоит она на ногах.

— Да, — киваю я и выхожу, когда Эрмину подхватывают служанки.

Схватив плащ, я выбегаю за Бартом на улицу, с ней даже не прощаясь.

— Как ты догадался, что Мариэль ничего не грозит?

— Я догадался даже о большем: королю смерть от ветрянки тоже не светит, — усмехается он. 

— Не стала бы я на твоём месте полагаться на свою догадливость.

— Я и не полагался на себя, только на вас. А вы слишком порядочны, чтобы торговаться жизнью ребёнка. И слишком любите Его Величество, чтобы так рисковать. А ещё... совсем не умеете врать, миледи.

— Ты кстати, тоже, — состроив ему гримасу, на ходу завязываю я плащ. — Но что ты ей сказал?

— Что с ней сделает Георг, когда узнает, какой ценой она хотела его спасти, — протягивает он мне руку.

— Не вздумай ему сказать, Барт! — демонстративно убираю я руки за спину.

— О, боги! Миледи, — укоризненно качает он головой. — Неужели вы думаете, он не знает как снимается проклятье? И вы не догадались почему он всем запретил с вами говорить? Думаете, от чего так старательно он пытается вас уберечь?

— Сволочи вы все! — гневно вскидываю я подбородок.

— Нет, — улыбается он. — Мы просто делаем то, ради чего рождены.

— И что же это?

— Защищать то, что нам доверено. Что дорого. Свою страну, родину, — останавливается он в шаге от меня, заставляя ещё выше задирать голову. — Дом. Семью. Любимую женщину. У нас это в крови. Мы иначе не можем.

— Ценой своей жизни?

— Здесь неуместен торг, — смотрит он так, что, клянусь, я сейчас позавидовала бы Марго. Нет, нельзя так глубоко заглядывать в эти синие глаза, в которых, не сойти мне с этого места, что-то изменилось с сегодняшнего дня. — Мы, кажется, куда-то торопились?

— Да, феи, — резко разворачиваюсь я и на всех парах устремляясь вниз по выщербленным ступеням.

— И вряд ли мы доберёмся туда быстрее, если вы свернёте себе шею, — едва успевает он меня подхватить.

— Чёрт бы подрал эту лестницу! Спасибо, Барт! — цепляюсь за его руку. — А что подъехать к замку никак нельзя? Только вот этими козьими тропами?

— С другой стороны есть дорога, но она давно заросла. Когда-то по ней поднимались и кареты, и повозки, не только всадники. По ней можно подъехать и сейчас, но она раз в десять длиннее этого пешего спуска.

— А кому вообще принадлежит этот замок?

— Говорят, его настоящая владелица давно умерла, оставив его Эрмине, но, честно говоря, я никогда не спрашивал.

— Нелегко ей придётся зимой отапливать целый замок ради нескольких жилых комнат.

— Думаю, Георг настоит, чтобы они переехали в королевский дворец.

— И тайна его будет раскрыта.

— Рано или поздно её всё равно пришлось бы раскрыть. Но он решил тянуть до последнего. Простите меня, миледи, за то, что я не сказал раньше. Его Величество не позволяет мне жениться, потому что согласно завещания, которое он думает составить, наследницей рода станет Мариэль, а я её регентом до совершеннолетия.

— А ведь ты даже не знал, что его рана смертельна, — горько усмехаюсь я. — Он даже не сказал тебе. А теперь, значит, решил оставить с Машкой? — снова поскальзываюсь я, но его верная рука и здесь меня спасает.

— Осторожнее! — перехватывает он меня покрепче.

— Чёрт! Какой скользкий мох. А Эрмина в курсе?

— Не думаю, — поддерживает он меня, пока мы идём по камням. — Георг вообще никогда не говорит всего, что задумал. И никто не знает всего, что знает король.

— То есть Гриф знает одно, ты — другое, Эрмина — третье.

— Он просто отдаёт распоряжения, а мы не привыкли спрашивать зачем или почему должны это сделать. Мы выполняем. И только он знает конечный результат, которого добивается.

— Значит, девочку он оставляет под твою ответственность? — «Самое дорогое я могу доверить только Барту», — звучат у меня в голове слова короля. — Ты хоть представляешь под какой удар попадёт ребёнок?

— Поэтому Эрмина и задумала открыть этот запрет на перемещения. Малышке нужна магическая сила, — забрав моего коня у белобрысого стража, подозрительно похожего на Витарда, генерал помогает мне сесть в седло.

— Малышке нужен отец, Барт, — пришпориваю я несчастную кобылку, срываясь в галоп.

И он у неё будет, чего бы мне это не стоило.

Сейчас же меня беспокоит другое: как бы эпидемия ветрянки не началась у фей.

К сожалению, мои опасения оправдались.

Оправдались настолько, что, когда в надвигающихся сумерках мы заехали в чащу Живого леса, там уже царила паника. Раздавали и стоны, и плач, и причитания, и только что погребальные костры не горели.

— Карл, кто? — каким-то чудом удаётся мне в этой нездоровой суете выхватить феёныша, которого так не вовремя отпустили домой из дворцового заточения.

— Дарья Андреевна! — чуть не кидается он мне на шею. — Что нам делать?

— Знакомая песня, — лезу я в сумку проверить что там у меня осталось полезного в аптечке, кроме презервативов и противозачаточных таблеток. Нет, нормально я запаслась. Прямо по сути моего, можно сказать, пешего эротического путешествия в другой мир. — Кто заболел первый?

— Мой отец. Туда, — тянет он меня за руку, едва не всхлипывая.

— Так, не раскисать. Сколько уже заболевших?

— Около десяти.

— А сколько всего фей?

— Семьдесят восемь.

— Боже! Да вы вымирающий вид, — останавливаюсь я в потрясении, но ненадолго. — Но это даже к лучшему, что вас не несколько сотен. Проще будет лечить, — придав голосу максимум оптимизма, подозваю генерала. — Барт, во-первых, наденьте какие-нибудь повязки, не знаю там косынки, платки, — показываю я на лицо, — вирус распространяется воздушно-капельным путём, значит, эти пути и надо защищать. Карл, вас всех это тоже касается. Во-вторых, — оглядываюсь я, — поставь посты. Предупреди, что это будет караться обрезанием и не только крыльев, если кто-то без разрешения покинет территорию этой резервации. Категорически никого сюда и не впускать. Или каждый кто сюда наведается, останется тут на три недели в карантине. Ясно?

— Так точно, миледи, — завязывает он, сложив треугольником, платок на лицо, — но я вас одну здесь не оставлю.