В отличие от Солта, Орелия заинтересовалась саксами, которые веселились и плясали на восточной стене рядом с цветущим деревом. Она заметила дату — 1017 год, как и в записной книжке Фласка, и вспомнила слова из «Хроник». Девушка повернулась к Облонгу:

— Ваша пьеса играет какую-то роль. Не знаю, какую именно, но играет. Ярмарка середины лета — это часть головоломки.

— Значит, мне придется остаться здесь?

В знак утешения Орелия положила руку ему на плечо. К ним присоединился священник.

— Жаль, что сырость берет свое, — сказал Солт, указывая на фиолетовое пятно, которое закрывало центральную секцию восточной стены рядом с цветущим деревом.

Священник помотал головой:

— Моя башня суха, как соленый крекер, и всегда такой была — двойная кладка и работа на века.

В голове Солта все еще держался образ Облонга в виде Зеленого Человека, а в сочетании с базовыми знаниями по биологии видение оформилось в догадку.

— Вы правы, — ответил Солт священнику. — Вы совершенно, совершенно правы.

Облонг с пылом вернулся к своим обязанностями режиссера-постановщика. Он с волнением думал о том, что вверяет судьбу Орелии изобретениям Бориса, но чувствовал, что любое решение, которое касалось Лост Акра, было делом настоящих ротервирдцев, а не его собственным. Солт уже там бывал, теперь пришло время Орелии — пусть считают это правосудием или местью.

С разрешения Ромбуса Смита Облонг привлек Мармиона Финча на роль рассказчика — ни один ребенок не смог бы прочитать текст с подобающим апломбом. Роль прекрасной дамы досталась простоватой девочке с несколько крысиными, хоть и симпатичными чертами лица, Энджи Бевинс, которую утвердил лично Родни Сликстоун.

Какой-то не чурающийся прикладных искусств родитель сконструировал огромную пещеру на колесах: она была будто врезана в глыбу вулканического камня, с темным входом в виде подковы и порослью травы на верхушке.

Первая репетиция в зале без декораций прошла без особых затруднений, если не считать того, что Финч предпочел не явиться, посчитав, что репетиции предназначены для неподготовленных новичков. Напряжение между участниками постановки придавало ей особую остроту, Сликстоун и Колье с ядовитой злобой встретили дракона. Гвен Ферди с Недом Гули, наоборот, привнесли в свою роль дополнительный шарм. Облонгу не терпелось увидеть их костюмы.

Занятый своими делами, он только к концу репетиции заметил, что у Ротервирдского Западного леса, правда, фактически еще на Айленд Филд, возник новый и довольно приличных размеров квадратный павильон, запертый на амбарный замок.

Облонг подошел поближе и увидел в траве за павильоном свернутый транспарант. Он развернул его. Золотисто-зеленые буквы на транспаранте гласили: «По снисходительному и милосердному указу мэра „Душа подмастерья“ вновь объявляется открытой».

Облонг в который раз почувствовал, что все здесь было не тем, чем казалось. Неужели Билл Ферди так легко спелся со Сноркелом после недавнего постановления?

По возвращении в свои апартаменты он обнаружил посылку с золотистой жидкостью в крошечном стеклянном флакончике и короткое письмо, доставленное через Паньяна и Бориса Полка:

Тем временем на Голден Мин Фангина перехватила мисс Тримбл. Она казалась странно взволнованной.

— Грегоруис Джонс исчез.

Двойственную натуру актрисы, скрывавшей под маской свою настоящую живую личность, как никогда раздирали сомнения. Чем сильнее над нею довлела опасность, тем интереснее становилась роль. Ее испугала дикая реакция сэра Веронала на то, что плита отказалась ему подчиниться. И, хоть актриса и представляла, какие ужасные последствия могло вызвать действие плиты, она чувствовала, что тут должна быть какая-то связь с поместьем.

Ротервирдская игра принимала мрачный готический оттенок, присущий скорее Уэбстеру, чем Шекспиру.

Когда сэр Веронал попросил ее обыскать подвалы на предмет выхода на более низкие уровни, она взялась за дело с чувством, с каким пленники соглашались рыть собственные могилы. Все попытки неповиновения остались в прошлом. Теперь ей предстояло играть жертву.

Похожий на соты, разбитый на множество комнат всех размеров, подвал вмещал также кирпичные ниши для бутылок с вином. Старинные бочки лежали на деревянных подставках. Актриса простучала бочки и осветила их внутренности фонариком. Она прощупала стены, исследовала систему указателей и подергала старинные железные подставки для свечей, но ничего сверхъестественного не обнаружила.

А потом она заметила, что широкая каменная лестница на первый этаж сбоку обита деревянными планками, которые прогибались внутрь, указывая на наличие под ними пустого пространства. Верность роли и сценарий подталкивали ее к решительным действиям. Она освободила проход, постаравшись особенно не повредить обивку. Внутри обнаружилась еще одна лестничная площадка, которая вела к другому ряду ступеней, уходивших вниз, в темноту.

Вскоре к ней присоединился сэр Веронал, и актриса даже удостоилась комплимента:

— Хорошая работа, леди Сликстоун. Вы открыли нам путь.

— Только куда?

— Мы выходим через час.

— Как мне следует одеться?

— Вас ждет долгое путешествие.

Актриса удалилась в свою спальню c нехорошим предчувствием.

Неужели ее задушат, как герцогиню Малфи? Или похоронят заживо?

Она оделась в белое и заполнила карманы фиолетовой солью для ванн. Как в той легенде, она будет оставлять за собой след в лабиринте.

По возвращении в подвал актриса обнаружила сэра Веронала, который уже стоял в теплой зимней одежде, в одной руке сжимая мощный фонарь, а в другой — три решетки одинаковых размеров в четыре квадратных фута. На каждой стороне решетки имелись крепления. Актриса решила, что они должны соединяться в куб. Будто в подтверждение этой догадки, сэр Веронал вручил ей еще три таких же. Решетки были невероятно легкими.

— Это для меня? — спросила актриса, указывая на несобранную клетку.

Сэр Веронал улыбнулся:

— О нет, моя дорогая, это для меня и только для меня. — С этими загадочными словами он устремился во тьму. Она последовала за ним согласно своей роли.

Был канун середины лета.