Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пока что они меня оставят в покое, — размышлял он. — Если же захотят продолжить преследование, то будет слишком поздно. Поехали разыскивать Гронье и Равено. Гуаякиль их притянет, да и речь идет о спасении сына Красного корсара; значит, все флибустьеры возьмутся за оружие. Маркиз де Монтелимар, ты еще не выиграл партию, клянусь смертью дьявола.
Он перевел лошадь на более длинный шаг, перезарядил оружие и закурил сигару, последнюю из тех, что имел. Теперь гасконец был уверен, что ему уже никто не помешает.
Солнце уже садилось, когда он въехал в Панаму, свернув к фонде прекрасной кастильянки.
Там в этот вечер было людно: по большей части собрались лодочники и грузчики, поскольку харчевня эта считалась второсортной.
Он знаком подозвал хозяйку и уселся в маленькой комнатке, которая оказалась свободной.
Кастильянка, разнеся напитки некоторым постоянным посетителям, подошла к нему с парой бутылок.
— Почему вы здесь, кабальеро? — спросила красавица, не скрывая своего удивления. — Что случилось с вашими товарищами?
— Их схватили, — ответил дон Баррехо, старательно откупоривая бутылку. — Я проскакал галопом шесть лиг и умираю от жажды.
— Схватили! — ужаснулась прекрасная кастильянка. — И графа?
— И его, — ответил гасконец, грозно стукнув по столу кулаком. — Но партия еще не закончена. Мне нужна только шлюпка, пусть она стоит хоть пять дублонов.
— Здесь есть владельцы шлюпок, кабальеро.
— Найдите того, кто сможет продать мне шлюпку, только обязательно с парусом, и я его отблагодарю, Панчита. Речь идет о спасении графа.
— Подождите здесь, — ответила хозяйка.
Гасконец принялся за холодное мясо, которое прекрасная кастильянка принесла вместе с бутылками; после каждого выпитого стакана он что-то бормотал.
Уже и вторую бутылку прикончил гасконец, когда снова появилась хозяйка.
— Ну? — спросил гасконец, закуривая оставшийся у него кусок сигары.
— Шлюпка ваша, — ответила Панчита. — Один рыбак согласился продать ее вам.
— Где она находится?
— У входа в порт.
— Сколько?
— Пусть вас это не волнует, кабальеро. — ответила Панчита, посмотрев на него смеющимися глазами.
— Вы — превосходная женщина, — сказал гасконец, погладив ее по подбородку. — Если уйду от смерти, то, слово гасконца, вы станете сеньорой де Люсак. Конечно, если примите предложение моей руки.
— А почему бы и нет? — ответила прекрасная вдова. — Чего стоит только эта благородная приставка «де».
— А род Люсаков относится к старейшим в Гаскони. Прощай, моя милая, я очень тороплюсь, но пусть меня накажет Бог, если я не вернусь. Где там этот рыбак?
— Пойдемте, мой кабальеро, — позвала его хозяйка.
Молодой моряк стоял у двери, прислонясь к косяку и набросив на плечи куртку.
— Вот этот сеньор купил вашу барку, — сказала ему Панчита. — Счет оплачен.
Рыбак внимательно посмотрел на гасконца, потом, удовлетворенный осмотром, надвинул поглубже на лоб свою соломенную шляпу и сказал:
— Идите за мной, сеньор; ваша шлюпка готова.
Дон Баррехо переглянулся с хозяйкой и вышел за рыбаком.
В этот вечер дул сильный ветер с океана, вдали грохотал гром. Однако никакими признаками приближающегося урагана и не пахло, хотя подобные атмосферные возмущения отнюдь не редки в этом жарком климате.
Рыбак довел гасконца до спуска в порт и, остановившись перед последним молом, указал:
— Вон ваша шлюпка, кабальеро. Она полностью оснащена.
Гасконец сунул ему в руку пиастр, заскочил в шлюпку, поднял парус и, пожелав рыбаку доброй ночи, направился к выходу из порта.
Сторожевые каравеллы не обратили на выходящую шлюпку никакого внимания.
Они обязаны были наблюдать за входящими судами; их они могли даже задерживать, поскольку в Панаме давно уже опасались внезапного нападения флибустьеров.
Гасконец был неплохим моряком: ведь он родился на берегах Бискайского залива. Он поставил парус по ветру, закрепил шкот[78]и уселся у руля, взяв курс на остров Тарога, в виду которого надеялся оказаться к рассвету.
Хотя ветер дул довольно свежий, океан, к счастью, оставался спокойным.
Умело управляемая шлюпка легко летела по поверхности океана, следуя изгибам берега, от которого она не отдалялась больше чем на пятьдесят шагов.
В полночь гасконец резко повернул от берега, так как был уверен, что уже находится на широте острова Тарога.
Всю ночь он боролся с волнами, которые мало-помалу росли, но при первых проблесках зари, как и ожидал, вошел в маленькую бухту, где стояла на якоре флотилия флибустьеров, состоявшая из двух дюжин судов, но боевого корабля при ней не было: он погиб в одну бурную ночь.
Имевшихся судов было вполне достаточно для перевозки на континент трехсот пятидесяти человек, которыми располагали теперь Равено де Люсан и Гронье.
Гасконца уже многие из этих грозных морских разбойников хорошо знали, поэтому его приняли как доброго старого товарища и сразу же отвели в палатку, где жили оба вожака флибустьеров.
— Сеньор де Люсак, истинный гасконец, которому мы обязаны взятием Новой Гранады! — приветствовал его Равено. — Откуда прибыли?
— С моря, — ответил дон Баррехо, — и с плохими вестями.
— От графа? — спросил, вскакивая на ноги, Гронье.
— Его схватили, сеньоры.
— Кто? Говорите скорей! — в один голос закричали оба флибустьера.
— Маркиз де Монтелимар, которому вы позволили сбежать.
— Так я и думал! — крикнул Равено де Люсан, опрокинув стоявший перед ним стул. — Когда мне сообщили, что, воспользовавшись нашими кутежами и темной ночкой, он сбежал, я сразу же подумал про графа ди Вентимилья. Не так ли, Гронье?
— Да, ты мне об этом говорил. Куда его отвезли, сеньор де Люсак? В каком бы месте он ни находился, даю слово флибустьера, что мы освободим его. Испанцы не вздернут его, как это сделали с его отцом, даже если нам придется сжечь Панаму до последнего дома.
— Его увезли в Гуаякиль, — ответил гасконец.
— В Гуаякиль! — присвистнул Равено де Люсан. — Как раз накануне мы обсуждали план набега на этот город, где, как говорят, накоплены неисчислимые богатства!.. Вы прибыли очень кстати, сеньор де Люсак!.. Все наши люди уже согласились участвовать в этом деле.
Гронье вынул из кармашка великолепные золотые часы, добытые, несомненно, в каком-то грабеже, посмотрел на них и сказал: