До самого конца дети Геббельса никогда и никого не приветствовали возгласом «Хайль Гитлер!».

Магда вовсю готовилась к Рождеству. Она ждала на праздник всю семью, включая свекровь и Киммихов. Ценой немалых усилий ей удалось купить всем подарки и красиво нарядить елку, которую поставили в кинозале в Ланке. Вечером 23 декабря приехал адъютант Геббельса и сообщил, что министр вскоре выезжает в Ланке и хочет посмотреть какой-то американский фильм. Фрау Геббельс позвонила мужу и сказала, что перед самым экраном уже стоит наряженная елка, поэтому о кино не может быть и речи. «Ты не считаешься с моими желаниями!» – раздраженно крикнул в ответ Геббельс, швырнул трубку и отправился один в Шваненвердер. Нельзя сказать, что Магда очень огорчилась. Позже она заметила, что у семьи никогда не было такого спокойного и мирного рождественского праздника. Во всяком случае, дети радостно распевали гимны без страха чем-нибудь вывести отца из себя.

Взбешенный Геббельс уединился в Шваненвердере и уселся за сочинение статьи к Новому году. Он писал о волшебной «Новогодней книге», в которой «все еще скрыто так много тайн и загадок».

Население Германии дорого бы дало, чтобы узнать, что приготовила им «Новогодняя книга». В тот год спрос на услуги прорицателей судьбы был выше, чем когда– либо, хотя все формы гадания и предсказаний находились под строжайшим запретом. Понимая, что потребность в подобного рода бегстве от действительности чрезвычайно высока, Геббельс решил обратить ее себе на пользу. В начале года он поместил в одной из норвежских газет «Откровения предсказателя судьбы Грюнберга», некоего астролога из Швеции. Грюнберг пророчил, что еще в течение некоторого времени война будет приносить Германии новые тяготы и беды, но закончится она все же победой Гитлера. А потом Германия вместе с западными державами пойдет в поход на Советскую Россию. Не успела статья появиться, как уже разошлась по рукам по всей Германии, распечатанная на тонкой папиросной бумаге. Люди жадно читали предсказание в поисках долгожданного утешения. Счастливой обладательницей копии стала и Магда Геббельс. Однако она скрывала ее от мужа – она не хотела, чтобы муж узнал, почему у нее снова приподнятое настроение.

«Безумные времена толкают на безумные меры», – объяснял Геббельс своему помощнику доктору Земмлеру, когда рассказывал ему о своем трюке со статьей. Как утверждает Якобс, Геббельс не был знаком со шведским астрологом, тем более не поддерживал с ним никаких отношений, но не спешил в этом признаваться. Министр пропаганды не имел ничего против склонности большей части населения к мистицизму, если в нем оно находило моральную поддержку.

Но не все поддавались на столь хитроумные уловки. Среди немцев стало преобладать скептическое отношение к нацистам. Геббельс пытался внушить людям, что совершенно бесполезно отвергать нацистскую идеологию, так как даже иные, отличные от них взгляды никого не спасут – для противника не существует ни «плохих», ни «хороших» немцев, поскольку он стремится к уничтожению всей германской нации. «Ни одному немцу не удастся избежать общей участи, даже если он закричит: «В глубине души я всегда оставался демократом, я всегда ненавидел нацизм!» Этот довод красной нитью проходил по многим статьям и выступлениям Геббельса, а дальнейший ход войны, казалось, доказывал его правоту: яростным бомбардировкам с воздуха подвергались все дома, независимо от того, укрывались в них сторонники или противники нацизма.

И все же все его утверждения звучали доводами защищающейся стороны, а именно этого Геббельс всегда старался избегать. Порой он чувствовал себя настолько загнанным в угол, что даже заговаривал о своем желании умереть; ему казалось, что при таких безысходных обстоятельствах смерть может стать желанным избавлением. Он признавался знакомым актрисам, как ему тяжело объяснять людям причины неудач и трудностей. «Насколько было бы проще, если бы я мог, не покривив душой, сказать им, что наши дела пошли на поправку. Чудовищно, что приходится постоянно искажать истину».

«Почему дела всегда так плохо оборачиваются для нас? – спрашивал он в одной из статей в начале 1944 года, с горечью, но и не без гордости делая обобщение. – Оглядываясь на нашу историю, мы видим, что народ Германии постоянно подвергался опасности». Он часто обращался к истории, в которой находил множество примеров того, как Германии удавалось найти спасение в последнюю минуту при, казалось бы, совершенно безнадежных обстоятельствах. «История вершит свой единственно правый высший суд, и ее приговор сводит порой на нет все усилия человека», – говорил он. Он верил, что и теперь в конце концов положение немцев изменится к лучшему, как это уже было не один раз.

Проповедуя в таком духе, он, однако, не сидел сложа руки в ожидании справедливого приговора истории, а сам пытался подтолкнуть судьбу в нужном ему направлении. Он без устали предостерегал всех, что Европу ждет гибельное будущее в случае победы большевиков, и в то же время считал, что из сложившегося положения был только один выход: поиски взаимопонимания со Сталиным. В начале апреля он передал фюреру меморандум на сорока страницах, где доказывал, что надеяться на новые победы Германии бесполезно, что достичь соглашения с Черчиллем и Рузвельтом не представляется возможным и что вследствие этого Германии необходимо договариваться с Советской Россией. Принимая во внимание антибританскую и антиамериканскую позицию Сталина, он полагал вполне допустимым объединить с ним силы и повернуть их против Запада. Геббельс не видел причин, по которым было бы нельзя отдать России Финляндию, северную часть Норвегии, а также Балканские страны. Однако, подчеркивал он, Риббентроп является не самой подходящей фигурой для претворения в жизнь изложенной политической линии. Геббельс готов был сам взяться за судьбоносную историческую миссию.

Он признавался своим сотрудникам, что хотел бы отправиться в Россию и провести переговоры лично со Сталиным. Разумеется, добавлял Геббельс, он постоянно держал бы во рту ампулу с ядом, так как Сталину нельзя доверять.

Геббельс с нетерпением ждал ответа Гитлера. Спустя три недели, заехав в ставку фюрера, он выяснил, что тот даже не видел его меморандум. Борман принял решение не передавать его Гитлеру, исходя из того, что положение на фронте не оправдывает таких крайних мер.

Геббельс не мог прийти в себя от потрясения[107].

Неужели положение Германии в самом деле было таким безнадежным, как это представлялось Геббельсу? И в каком состоянии находилось оружие возмездия, о котором он так часто говорил? Действительно, Гитлер возлагал надежды на новые типы вооружений, прежде всего на самолеты с реактивными двигателями, которые намного превосходили в скорости английские образцы, но нацистам не хватило времени запустить почти готовый проект в производство. Едва ли не каждый день Геббельс спрашивал рейхсминистра вооружений Альберта Шпеера, когда, наконец, наступит какой-нибудь сдвиг. В разговорах с сотрудниками Геббельс обычно сохранял показной оптимизм. «В конце концов, население Лондона составляет ни много ни мало восемь миллионов человек, – говорил он во время одного из совещаний. – Вообразите себе, какой будет эффект, если в результате действия нашего оружия возмездия им всем придется покинуть город». В том, что так и будет, он нисколько не сомневался и диктовал стенографисту для своего дневника: «От нашего нового оружия нет и не может быть защиты, а все предосторожности будут бессмысленны. К тому же не стоит даже думать, что люди смогут день и ночь сидеть в бомбоубежищах. Наступит час, когда они будут вынуждены выползти из своих нор».