– Врач сказал, мозговая кома.

Второй убитый застыл в неловкой позе, прикрыв ладонью простреленное лицо, третьего покойника уже оттащили в угол и аккуратно устроили на груде хлама – тело мешало работать санитарной бригаде.

– Лекарь, не спите на ходу. Окажите помощь этим двоим.

Первый из выживших консуляров, легко раненный, стоял, ссутулясь и прижимая раскрытые безоружные ладони к стене, его лицо на глазах наливалось огромной гематомой. Второй, с простреленным коленом, привалился полулежа в углу и зажал руками окровавленную штанину. Лицо этого луддита казалось неестественно белым, как будто кровь уже вся вышла. Он не кричал – видимо, пытался, но не мог. Ривера нехотя отвел глаза от ярко-алых пятен.

– Вколите ему наркотик. Много не надо – половинную дозу.

Единственная лампочка под потолком внезапно мигнула и тускло померкла, потом снова запылала белым, пронзительным светом. Полковник оторопел, прислушиваясь к полузабытым ощущениям – его сильно тошнило.

– Пропади все пропадом, не нами начато, не нами и кончится. Мы просто люди, это фанатики и мутанты делают из нас скотов. Раненых в санитарную машину, трупы – в грузовик, соберите во дворе то, что сгорело, уходим, парни, дело сделано.

В этот миг Ривере показалось, будто что-то неуловимо переменилось. Ведомый интуицией, он обернулся и не сумел подавить вопль ужаса – мертвый псионик шевельнулся. Голова погибшего немного, всего на пару сантиметров, оторвалась от цементного пола, зрачки сфокусировались, глаза приобрели осмысленное выражение и сверкнули.

– Контрольный выстрел, идиоты! Вы забыли… Пси-наводка умирающего ударила не прицельно, сводя с ума своих и чужих. Сдавленные крики доносились со двора, Ривера сел, даже не пытаясь сопротивляться мучительной судороге, кожа и глаза пылали огнем, от плеча до желудка словно забили громадный раскаленный гвоздь. В эти минуты стойкий атеизм жандарма исчез, сметенный страхом смерти. «Великий Разум, помоги!» Разум то ли не слышал, то ли куда-то отлучился. Дергающиеся тела на полу понемногу застыли. Ривера кусал губы и корчился, с трудом балансируя на грани беспамятства. «Мать и отец, зачем вы породили меня человеком…»

Боль немного притупилась, она не исчезла – лишь сделалась привычной. Свет все так же вольно вытекал в открытую дверь, разбавляя сиянием ночную черноту. За притихшим пустырем истошно, плебейскими голосами взлаивали беспородные собаки. «Неудачники из трущоб обожают своих псов. Возятся с ними, будто с детьми», – безо всякой логики подумал полковник и сам удивился странному повороту мысли. «Пока я не сошел с ума, надо вызвать подмогу». Он потянулся к уникому, но не смог ухватить прибор – собственные руки ниже локтя казались Ривере бессильными кусками мокрой мятой глины. Мертвый сенс больше не шевелился, но созданная им наводка невероятным образом продолжала работать. «Ничего страшного. Мемфис – город Конфедерации. На связь мы не вышли, на базе скоро поднимется тревога. Вокруг меня живут лояльные каленусийцы, стрельбу слышали за пустырем, рано или поздно сюда кто-нибудь придет, хотя бы из любопытства. Они приведут врачей, и Крайф тоже поможет. Я жив, это самое главное, и паралич рук, и головная боль – все мелочи по сравнению с тем, что я остался живым».

За дверью раздались чьи-то уверенные шаги. Двое плотных мужчин шагнули в проем. Ривера поднял залитое слезами лицо.

– Помогите, – почти беззвучно прошептал он. Один из чужаков подошел к мертвому консуляру, второй склонился над полковником, скулы незнакомца мгновенно окаменели.

– Это вешатель Ривера собственной персоной. Что с нашими людьми, Тони?

– Умерли или убиты.

– Как там Кристиан?

– Он-то как раз наверняка мертв, брата-сенса доконала последняя наводка.

– Твердости нам во имя Разума. По крайней мере, каленусийских жандармов убыло вдесятеро больше. Забираем Риверу и уходим.

Полковник, отчасти сбросив путы паралича, дурным голосом взвыл. Гаррисон еще раз склонился над ним, рассматривая ненавистное лицо.

– Вы ведь всегда хотели добраться до луддитского подполья в Мемфисе, а, мастер жандарм? Вот мы, наконец, и встретились.

Гаррисон и второй консуляр (судя по блеску в глазах – еще один псионик) выволокли полумертвого от отчаяния Риверу во двор. Худая стриженая женщина в широкой юбке (Воробьиный Король узнал бы в ней свою спасительницу Лору Торрес) ждала их за рулем фургона. На глянцевом боку ее кара красовалась едва различимая в темноте эмблема кондитерской.

– Поехали.

Кар тронулся под нестройный лай собак и вскоре вырулил на кольцевое шоссе. Псионик Тони натянул на голову подобранный во дворе защитный шлем.

– Так нас не засекут «глазки».

Через час их путь закончился на противоположной окраине Мемфиса, возле заброшенных мастерских давно разорившейся строительной фирмы. В бункере под полом склада Ривера пришел в себя – наводка со временем сама собой исчезла. Его тут же прикрутили к железной кровати.

– Орите, если хотите, но не надейтесь на помощь – сюда никто не приходит, вас и за год не найдут. Стены, кстати, экранированы, так что не помогут даже мобильные детекторы на жандармских машинах.

– Я все равно не буду сотрудничать с мятежниками.

– Почему?

– Что бы я ни наговорил, поддавшись на обещания, вы меня все равно убьете. Все очень просто. Вы ненавидите меня, я вас считаю выродками, мы не умещаемся в общем мире. Так что не начинайте стандартной лживо-милосердной проповеди, меня от нее воротит. Может быть, полковник Ривера неудачливый борец с мутантами, зато, не сомневайтесь, не какой-нибудь идиот.

– От пси-наводки вам будет больно.

– А мне и так больно уже несколько часов. Ваше разочарование результатом – неплохое утешение…

Лора Торрес повернулась и выбралась наверх по крутой лестнице бункера, захлопнула люк ногой и села возле груды пустых ящиков, прижав к ушам ладони.

Ночной воздух свободно втекал и вытекал в пустые проемы выбитых дверей. Диск Селены завис над силуэтом искореженного строительного подъемника – это бледное пятно совсем не двигалось. Торрес очень боялась пошевелиться, ей казалось, что любое движение тут же усилит притаившиеся звуки, заставит их окрепнуть и вырваться из бункера.

– Разум Милосердный, поскорее бы кончилась ночь. Время тянулось едва-едва, вязкое и медлительное – страшное. Прошла целая неторопливая вечность, потом приглушенно хлопнула крышка люка. Лора не оборачивалась до тех пор, пока Гаррисон не подошел вплотную и не положил твердую ладонь на ее окаменевшее, напряженное плечо.

– Я понимаю, что с тобою сейчас творится. Она отняла от висков руки.

– Все кончилось?

– Да. Только в бункер не ходи – не надо. Такие дела касаются только мужчин.

– Он умер?