Куна сначала кивнула, соглашаясь, а потом задумалась. Мать с её привычкой обвинять всех подряд, едва увидев старшую дочь, бросится с кулаками. Где была раньше? Почему не помогла? Не исчезни она с генералом, Аврелия сидела бы дома и не оказалась в той злополучной машине. Нашла все-таки ухажера, устроила себе сытую и счастливую жизнь. Будто жалования матери не хватало на наряды.

Не хватало. Куна больше не работала, и денег в семье стало меньше.

- Куда она поехала? Зачем?

Наилий медленно цедил отвар из кружки и так же медленно рассказывал про кредиты в банке, оформленные на мать, несостоявшееся кафе ухажера Аврелии и ультиматум погасить долг немедленно. Таинственный дядя обещал помочь. Это все, что удалось узнать. Куна закрыла лицо ладонями и простонала.

- Бред. Несуществующие боги, какой бред! Что же ты натворила сестренка? Зачем?

Боль вскипала желчью и щипала за язык обидными словами. Куда смотрела мать? Как отпустила Аврелию не пойми с кем? Взрослая стала, как же, на курсы пошла. Выросла глупым ребенком и за цикл не изменилась.

- Я тоже виновата, - причитала Куна, - сидела здесь вместо того, чтобы...

- Нет, - резко ответил генерал, стукнув дном кружки по столу, - хватит принимать на себя чужие ошибки.

- Они - моя семья.

- Дарион - твоя семья.

Куна толкнула стол, резко поднимаясь. Кружки, звякнув, зашатались, выплескивая отвар. Генерал с упрямством ракеты, летящей к цели, не хотел принимать её семью. С самого начала, когда скрывал их отношения. Потом, когда приказал не пускать Аврелию на порог особняка и сейчас, спрятав Куну в горах. Стыдился женщин из рабочего квартала или боялся навредить репутации полководца? Как же, тридцать три легиона подчиняются, не прекословя, а тут не только Куна будет спорить, но и мать с сестрой.

- Уж не ты ли все подстроил, Наилий? Нет Аврелии - нет проблем.

- Думай, что говоришь, - прошипел генерал, тоже поднимаясь на ноги, - я не воюю с женщинами. Тем более с больными детьми. Жалеешь, что не дала семье присосаться к генеральскому пайку на Дариона? Что ж, у тебя еще осталась возможность. Ты распоряжаешься пайком, не я. Хочешь - гаси кредит, хочешь, содержи мать, я не стану вмешиваться.

- Так и сделаю, - твердо пообещала Куна, - близко не подойду, чтобы помощи попросить. И сестру сама найду.

- Не найдешь, - грубо ответил Наилий и замолчал. Хлесткий ответ будто по щекам Куну ударил. Да так. что слезы чуть не брызнули. Не найдет ведь, прав генерал. Что она может, сидя в горах, привязанная к детской кроватке? Куда бежать? Кого спрашивать?

Газовая лампа над головой зашипела, моргая темнотой. Старая, как дом и эта кухня с чуть обшарпанной мебелью. Генерал сказал Куне тогда ночью в воздушном катере: «Я слишком стар для тебя», зря не послушала. Из ста пятидесяти циклов жизни, сорок - очень мало, но Наилий считал иначе. Слишком рано стал генералом, очерствел, закостенел в привычках. Даже ради сына менял расписание учений и командировок с большой неохотой. Командир, полководец, хозяин пятого сектора. Что толку говорить: «мой мужчина», когда это давно не так?

- Тебе ведь совсем меня не жалко, правда? - осторожно спросила Куна, не глядя генералу в глаза. - Я знаю, как ты любишь сына и никогда не закрою перед тобой дверь, запретив с ним видеться, но мы чужие с тобой, Наилий.

- Это не так.

Куна подняла руки, умоляя дать ей закончить, и говорила все быстрее и быстрее:

- Ты бываешь здесь раз в месяц и то, если нет срочных дел. Приезжаешь к Дариону, а со мной разве что ужинаешь вместе. Наилий, у нас не было близости половину цикла, я больше не нужна тебе, как женщина. Мне все равно, есть ли у тебя кто-то в Равэнне, но я знаю, что редкий мужчина продержится без женской ласки так долго.

Не репетировала разговор заранее, как-то само вырвалось и теперь, ужаснувшись собственной смелости, Куна ждала ответа. Надеялась с детской наивностью, что Наилий начнет переубеждать, уговаривать. Пообещает, что кончится напряженный период на службе, и он будет приезжать чаще, но генерал молчал. Еще тяжелее, чем перед новостями об Аврелии.

- Я не могу держать тебя рядом насильно, - пробормотала Куна, от слабости едва чувствуя ноги. - Ты мой первый и единственный мужчина, но жизни нельзя приказать идти так, как тебе хочется. Дарион навсегда твой сын и это не изменится, когда мы станем свободными.

До последних слов в отношения не хватало одного вдоха. Формула, такая же древняя и важная, как: «Я хочу назвать тебя своей женщиной», уже каталась на языке. Куна могла сказать сама, но ждала её от генерала.

Он подошел совсем близко и не обнял, а погладил по плечам. Такой далекий, что не стал родным. От него всегда тянуло холодом горных ледников, а она не смогла согреть. Пыталась. Видят несуществующие боги, старалась изо всех сил. Мало. Не так. Недостаточно. Права Аттия, все без толку, когда сердце не тянется ввысь и Тарс не шумит в ушах весенними переливами. Но два цикла рядом с генералом Куна будет вспоминать всю жизнь.

Её первый и единственный мужчина. Отец Дариона.

- Я отпускаю тебя, - прошептал генерал и коснулся прохладным поцелуем её лба, - будь свободна и счастлива.

Ледяным ветром по дрожащей спине, белым снегом на губах. Это все-таки больно, сколько не глотай вздохов и не прячь слез. Куна молча кивнула и пошла в гостиную. Теперь она действительно каждую ночь будет засыпать одна в постели.

За стенами особняка Амадей чувствовал себя неуютно. Тем более в гражданской одежде посреди шумного аэровокзала Равэнны. Здание перестраивали, наряжая простую коробку из бетона в стеклянный фасад и добавляя административных помещений. Над старым вокзалом коконом гигантского насекомого вырастали леса в рваных полотнах защитных сеток, а внутри не прекращалась посадка на регулярные рейсы. Ремонт отгородился от пассажиров прозрачными ширмами, уменьшив и без того крошечный зал ожидания до одной комнаты с жуткой толчеей.

Так много женщин в одном месте Амадей давно не видел и с трудом понимал, от чего теряли голову другие бойцы, вырвавшись в увольнительную. Разглядеть красоту, свежесть и томную нежность в уставших дариссах было невозможно. Зато они прожигали рядового изучающими взглядами насквозь. Рост, возраст, звание, перспективы. Через одну оценка колебалась от «ничего выдающегося» до «так себе» даже без погон и нашивок. Чувствовали они, наверное, по чуть сутулой осанке и неуверенной походке, что далеко пока Амадею до офицера.

Не страшно, он наверстает, а пока стоит пропускать лишнее внимание мимо себя. Какое ему дело до десятков чужих женщин, когда нужна одна-единственная? Та, что спряталась от него в долине гор под облаком тумана. Сидела на втором этаже маленького дома и воспитывала чужого ребенка. Берег её генерал, как сокровище, а рядовой мечтал если не украсть, то хотя бы посмотреть еще раз издалека.