– Ушлая старушонка, – прокомментировал Белов. – И что же, вы лишились и той части, которая была на вас записана?

– Конечно, – с горечью сказала Люба. – Если бы эти Старшиновы, вернее, мамаша их, узнала о том, что им уже не все, а только часть причитается, она бы такой скандал закатила! Еще бы в суд подала и выиграла. Видела я ее, мегера-мегерой, и связи у нее есть. Вот Афанасьевна ее и боялась. Связалась по глупости через мужа-то, потом локти и кусала… Поэтому и изворачиваться начала, вот меня и облапошила.

– А бояться-то ей нужно было не Старшинову, а вас, как выясняется, – заметил Белов. – Поскольку решились вы на методы радикальные.

– От злости решилась, – призналась Люба. – Она на меня так смотрела, так ручонками своими махала, словно была уверена, что я губы надую, развернусь и уйду. Так мне обидно стало, что я три года ни за что к ней ходила, все ее капризы терпела, сколько времени потратила, сколько нервов.

– То есть вы ей просто отомстили, – уточнил Белов.

– Да нет, еще и компенсацию получить хотела, неадекватную, конечно, но все же, – заметила Лариса, кивнув в сторону разложенных на столе европейских денежных купюр. – Кстати, откуда вы о них узнали?

– О них весь двор знал, – усмехнулась Люба. – Афанасьевна-то хай подняла себе во вред. Будто никто не понял, что это она их и стибрила. Один Юра, может, и верил в ее непогрешимость, а остальным все понятно было, и мне в том числе. Она и у меня мелочь из кошелька вынимать пыталась, а когда деньги на продукты давала, обсчитать норовила.

– И вы знали, где она их хранит?

– У нее для денег одно только место было, знала я про него. Она оттуда их и доставала. Я сперва вспылила и действительно ушла. А дома обдумала все и решила: ну нет, старая ведьма, это тебе так не пройдет! Пошла к ней на следующий день, говорю, давай не будем с тобой, Мария Афанасьевна, ругаться, все-таки мы почти родные. Я буду к тебе ходить по-прежнему: хотела момент подходящий выбрать, чтобы отомстить ей. Убивать я ее поначалу не собиралась, даже мыслей таких не было. Хотела как-то по-другому насолить, только не знала как. А тут вскоре как раз канитель с этими евро-то и случилась. Я хотела просто у нее их вытащить, да при ней это невозможно – она по пятам за мной ходила, при посторонних из дома и в туалет даже не отлучалась. А тут она меня еще достала тем, что истерику закатила – видите ли, не в такой банке я ей майонез принесла. Ну, меня совсем это взбесило, и я решила – на следующий день приду с молотком и пришибу ее.

– Потом вы надели весь этот маскарад, где-то в час дня пришли, огрели ее по голове, забрали деньги и ушли, так я понял? – спросил Белов.

Люба молча кивнула.

– Потом пришли уже в обычной одежде около пяти и «обнаружили труп», – продолжил следователь.

Люба снова кивнула.

– Ну что, все ясно, надо изымать, – Белов показал на деньги. – Протокол составлять, понятых приглашать, все как положено.

Лариса, понимая, что сейчас последует соблюдение кучи формальностей и уже удовлетворившая свое любопытство насчет того, как все случилось на самом деле, решила, что финал этой истории пройдет без ее участия. Она попрощалась, оставив Любу на попечение Белова и его команды.

Сама же поспешила в ресторан, поскольку дело было закончено, а время суток еще не слишком позднее для того, чтобы завершить все дела в «Чайке» и ехать домой.

Традиционный ужин в ресторане после завершения очередного дела на этот раз организовывался на двоих. В качестве приглашенной выступала Эвелина Горская, которая, во-первых, втянула Ларису в это дело, а во-вторых, очень давно не посещала детище Котовой. Лариса решила исправить этот момент и пригласила подругу на ужин. Эвелина, приняв приглашение, состроила жеманную физиономию и скромно намекнула, что она предпочла бы прийти с Анатолием. Первоначально планировалось присутствие еще и Татьяны, одной из главных фигур в законченном деле, но она уехала в Харьков и вернуться в Тарасов собиралась лишь недели через две, когда окончится обследование сына в психиатрической клинике.

Деньги пока что находились в милиции, но их обещали вернуть законному владельцу, то есть Гриценко.

А Эвелина, воспользовавшись приглашением Ларисы, упросила ее побыстрее организовать этот ужин, тем более что она сама с Анатолием планировала ехать отдыхать на юг.

Лариса не возражала. Однако ужин все равно превратился в девичник: Горская с Анатолием как раз в этот день смертельно разругались. Эвелина явилась нервной и взвинченной, и только пара бокалов вина вернули ей прежнее легкомыслие в беседе и оптимистическое отношение к жизни.

Лариса специально организовала все сама, не привлекая к делу Степаныча, поскольку администратор ресторана «Чайка» пребывал в крайне мрачном настроении по поводу, во-первых, проблем со здоровьем, а во-вторых, по поводу убытков с клубникой. Поэтому он наверняка стал бы ворчать и язвить по поводу непростительных трат Ларисы и непременно постарался бы выкроить навар на количестве блюд.

К тому же у Ларисы с Дмитрием Степановичем на днях произошел конфликт. И не только из-за того, что Городов выдал информацию некоему незнакомому молодому человеку, что потом привело к налету на квартиру Эвелины Горской.

Степаныч аргументировал свое поведение тем, что он не разглашал никаких сведений, которые не были бы общеизвестны. «Если бы он у меня не узнал, ему бы любой другой сказал», – заявил он в ответ.

Конфликт случился еще и на почве увлечения Городова дачным огородничеством. Наученный горьким опытом и ободренный сочувственным предложением Ларисы сдать свою клубнику в «Чайку», Степаныч обрадовался и, собрав с огорода весь оставшийся урожай, привез его в ресторан. Направился он прямо к Ларисе, заявив, что товар прибыл и он был бы рад получить за него оплату. Лариса было согласилась, но когда услышала, какую Степаныч заломил за свою ягоду цену, превышающую рыночную, наотрез отказалась идти обнаглевшему подчиненному навстречу.

Городов, как водится, орал, чесал в затылке и обвинял Ларису в вероломстве, но она была на сей раз непреклонна. В конце концов он объявил, что хозяйка ввергла его в убытки, после чего настолько расстроился, что обозвал Ларису старой авантюристкой и покинул ресторан посреди рабочего дня, чего обычно никогда себе не позволял. Разозленная и закусившая удила Лариса влепила ему выговор, который выражался в лишении администратора премии за квартал. На этом обе стороны вскоре благополучно примирились, и Степаныч вышел на работу, правда, на первых порах они с Ларисой старались избегать друг друга. Вот почему все заботы о столе она взяла на себя.

Эвелина явилась, как всегда, с опозданием на полчаса, оправдывая это, опять же, как всегда, напряженным выстаиванием перед зеркалом с целью придать своей внешности более пикантный облик.

Начала она с сетований по поводу Анатолия, и, как уже отмечалось здесь, настроение ее сумели улучшить лишь два бокала вина. А после третьего она оптимистично заявила: