Рашель Мироновна Хин-Гольдовская (1863–1928) – крупная русско-еврейская писательница, яркий драматург, блистательная мемуаристка, достойная, на наш взгляд, серьезного монографического исследования. Ученица великого И. С. Тургенева, она печаталась в ведущих русских и русско-еврейских изданиях, ее пьесы шли на сцене Малого театра. Приметная фигура в кругу московской интеллигенции, Хин держала литературный салон, завсегдатаями коего были В. С. Соловьев, Л. Н. Андреев, М. Горький, А. Ф. Кони, А. Н. Толстой, Н. И. Стороженко и другие. Имя ее обессмертил М. А. Волошин, посвятив «Р. М. Хин» ставшее хрестоматийным стихотворение «Я мысленно вхожу в Ваш кабинет…» (оно положено на музыку композитором Д. Ф. Тухмановым и стало в застойные времена популярным шлягером)…

Уроженка черты оседлости, Рашель происходила из ассимилированной семьи богатого фабриканта и не знала ни иудейской веры, ни языка предков. Родители ее рано переехали в Первопрестольную, где Рашель окончила 3-ю Московскую гимназию. Она получила гуманитарное образование в парижском Коллеж де Франс, придерживаясь при этом скорее космополитических взглядов. (Характерно, что в Париже она духовно сблизилась с Г. Флобером, Э. Золя, А. Ги де Мопассаном, А. Франсом, а позднее переводила их произведения). Как точно сказал о ней израильский литератор Ш. П. Маркиш, «с еврейством ее связывала лишь враждебность окружающего большинства». Хотя родители Хин были правоверными евреями (и осудили одну из дочерей, сестру нашей героини, когда та крестилась по православному обряду), особой религиозностью Рашель не отличалась, и если и не была атеисткой, то агностицизм был свойственен ей вполне.

Мы сосредоточимся здесь на одном эпизоде из ее жизни, не лишенном общественного и историко-культурного интереса, а именно: в конце XIX века Рашель Мироновна вдруг принимает католицизм. В этом, казалось бы, нет ничего удивительного. В России в XIX веке, по данным Святейшего Синода, православие приняли более 69 тысяч российских иудеев; еще 12 тысяч человек стали католиками и более 3-х тысяч – протестантами. К 1917 году число крещений евреев возросло до 100 тысяч. Но даже это, казалось бы, внушительное число отступников составляло менее 2 процентов от общего количества евреев империи. Примечательно и то, что наибольшее число крещений (в среднем по 2290 в год) падает на 1851–1855 годы. А это было время недоброй памяти «ловцов» и «пойманников» малолетних кантонистов, когда «святым духом» их осеняли, как правило, по принуждению. Всего же за 1827–1855 годы было крещено более 33-х тысяч будущих николаевских солдат.

Не всегда, правда, евреи России крестились из-под палки. Иногда к этому шагу их толкало желание обрести элементарные гражданские права в обход антисемитского законодательства. Американский историк М. Станиславский наметил несколько типологических групп российских иудеев, принявших тогда христианство: одни руководствовались стремлением к образовательному и профессиональному росту; другие принадлежали к высшей буржуазии и не желали законодательных препон в их предпринимательской деятельности; третьи, будучи преступниками, надеялись на амнистию; четвертые были искренними приверженцами новой веры; и, наконец, пятые нуждались материально и перешли в новую веру от безысходности. Историк говорит также о евреях, изменивших веру, дабы сочетаться браком с лицом христианского исповедания, хотя и не выделяет их в отдельную группу. Действительно, в начале XIX века известны по крайней мере два случая, когда сразу же после обращения в лютеранство евреи заключали браки с христианками. Речь идет о маскилах: коммерсанте А. И. Перетце (1771–1833) и литераторе Л. Н. Неваховиче (1776–1831), однако положительно утверждать, что именно женитьба была главным мотивом их крещения, нельзя, ибо карьеристские устремления сих неофитов также вполне очевидны.

Рашель Хин-Гольдовская

Случай крещения Рашель Хин не ординарный – он тоже связан с супружеством, только вот не с заключением нового брака, а с… прекращением старого, причем другого пути его расторжения просто не было. Как поясняет осведомленный современник М. В. Вишняк, «первый муж Хин отказывал ей в разводе. Тогда-то она приняла католичество, и брак автоматически распался: браки между католиками и евреями не признавались ни католической церковью, ни русским законом». Итак, дабы разорвать узы с постылым супругом (а им был юрист Соломон Григорьевич Фельдштейн) и обрести тем самым свободу, Хин и осеняет себя крестным знамением (при этом выбор христианской конфессии был для нее не столь существенным). И что интересно, такой ее шаг повлек за собой еще одно крещение – давний вздыхатель Рашель с еще гимназических времен, видный юрист Онисим Борисович Гольдовский (1865–1922), «чтобы получить право обвенчаться с католичкой [Хин. —Л. Б.], должен был перестать считаться евреем». И он принимает протестантизм, как говорит сам, «по причинам романического свойства».

Но примечательно, что новоиспеченные «христиане» Рашель и Онисим никак не воспользовались выгодами и льготами своего нового привилегированного положения. Ведь О. Б. Гольдовский, став крещеным, формально освобождался от существовавших для евреев-адвокатов ограничений и мог бы выйти разом из помощников в полноправные присяжные поверенные. Однако он посчитал ниже своего достоинства извлекать материальные выгоды из своего «романического» крещения и остался в звании помощника до самого конца 1905 года (когда стал адвокатом, как и прочие иудеи, уже на общих основаниях). И надо сказать, Гольдовский всегда настойчиво подчеркивал свое еврейство и издал книгу «Евреи в Москве: Страница из истории современной России» (Берлин, 1904).

Прежде чем обратиться к взглядам Рашель Хин на эту проблему, необходим исторический экскурс. Известно, что согласно иудаизму, отказ еврея от веры предков считается тяжким грехом. В галахической литературе такой отступник называется мумар (буквально «сменивший веру»), мешуммад («выкрест») и т. п. При переходе иудея в христианство семья ренегата совершала по нему траурный обряд, как по покойнику (о таком обряде рассказано Шолом-Алейхемом в рассказе «Выигрышный билет»). Выкреста предавал херему (проклятию) раввин, а на еврейском кладбище иногда появлялась условная могилка, к коей безутешные родители приходили помянуть потерянного сына или дочь.

Однако драматические события еврейской жизни конца XIX века заставляют переосмыслить устоявшиеся догмы и представления. Некоторые радетели еврейства переходили в чужую веру и соблюдали чуждые им обряды, стремясь принести пользу своему народу. И тогда крещение еврея могло восприниматься уже как жертва во имя соплеменников. А ради их блага позволительно было рядиться в любое платье, даже апикороса-отступника.