— Ильза! Я… Я спрячусь, затаюсь. В конце концов, здесь французы, а не вермахт!

— Марек, Марек! Прекрасная Франция тебе чрезвычайно признательна за возможность разделить Швейцарию с немцами. Репортеры, правда, уверяют, что войска перешли границу за час до того, как ты пристрелил Геббельса, а у Пакта Дельбоса-Риббентропа имеется тайный хвост о сферах влияния в Европе. Но тебе-то, Марек, легче не будет! В лучшем случае станешь мелкой разменной монетой. Вероятно, сразу немцам не отдадут, но чуть позже, под следующий договор… Можешь, конечно, попытать счастья у Муссолини. Итальянцы, по слухам, занимают Тичино, им тоже кусок положен… Нет, не советовала бы, Дуче перевяжет тебя ленточкой и пошлет в Берлин. Исчезай! Мне будет плохо без тебя, но… Исчезай!

Разговор женщина продумала заранее, рассчитав по давней привычке варианты и повороты, но случившееся учесть все же не смогла. Поэтому Ильза, поставив на стол бутылку виски «Dallas Dhu», позволила мужу выговориться вволю. Слушала, не перебивая, лишь время от времени подливала в стаканы.

— Исчезнуть… Как?

— Прямо сейчас. Скоро утро, сядешь на первый же автобус и уедешь подальше, в какую-нибудь глухомань. Там отсидишься дня три, пока все не успокоится — и к ближайшему порту. Только не попадись немцам, у каждого патруля, уверена, уже есть твоя фотография.

Оба курили, и никто этому не удивился.

С каждой минутой, с каждым новым выпитым глотком, женщине становилось легче и спокойнее. Мальчишка, умудрившийся, сам ли, не сам, но всколыхнуть всю Европу, разрубил и гордиев узел — сцепленные намертво их золотые кольца. Не придется лгать, выстраивая мудреные логические цепочки, взвешивать и спорить. Ее заботы, наследство Призрака, грядущая Большая война — все это можно не упоминать.

— Куда тебе писать, Ильза? И… Когда мы увидимся?

— Никуда, Марек. И никогда. Я помню, что обещала у алтаря. «В богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас». Но о Гертруде… О Герде там не было ни слова. Я бы согласилась умереть рядом с тобой, Марек Шадов. Дочь я не отдам — ни тебе, ни Смерти.

Ильза Веспер была очень благодарна мужу. Когда Марек, кусая губы, рассказал о случайной девке, залетевшей в его кровать, женщина чуть не рассмеялась. Легко хлопнула по щеке — и, поцеловав, простила. А потом поцеловала еще раз — в память о фонарике с весеннего праздника Чуньцзе.

— Гертруда спит, Марек. Пусть спит, не буди… Неужели ты думаешь, что я ничего не вижу и не понимаю? Она не станет плакать, она просто убежит с тобой. Что будет дальше, подумай!

— Ты сказала: «Учти, Марек! Тебе придется полюбить двух женщин». Но не сказала, как их забыть.

* * *

Они простились на пустой автобусной остановке в серый предрассветный час — время призраков и неупокоенных мертвецов. Марек поставил на землю чемодан, Ильза Веспер затоптала каблуком окурок.

Кольца Гиммель, две сомкнувшиеся ладони, лежали у нее в сумочке. Маленькая, на два спичечных коробка, шкатулка — память о джазовом концерте, на котором им так и не удалось побывать. Ильза Веспер, почувствовав, что не сможет бросить их под черную воду, думала вернуть. Но так и не решилась.

Расставаться без слов было слишком жестоко, и она сказала единственное, что пришло на ум:

— Прощай! И прости!..

Марек Шадов отшатнулся, сжал кулаки:

— Нет! Никогда!..

— Почему? — Женщина заставила себя улыбнуться. — Мы все живы, и, дай бог, проживем еще долго. Нам было очень хорошо вдвоем, Марек. Вспомни! Положено прощать даже врагов. Почему для меня исключение?

— Я тебя люблю.

* * *

Гертруда Веспер встретила ее возле запертых дверей номера — в полосатой пижаме и пушистых тапочках. Курила, стряхивая пепел в мыльницу. Женщина, все поняв, отперла дверь.

— Заходи!

Сигарету отбирать не стала, пододвинула поближе пепельницу и, щелкнув зажигалкой, закурила сама. То, что сейчас придется сказать, она тоже продумала, проговорив про себя не один раз. Знала, что дочь не простит, и заранее смирилась. Так даже проще. Хорошую частную школу, в глубинке, в самом сердце солнечного Прованса, она уже подобрала. Гертруда будет там в безопасности — до зимы, когда решится вопрос с переездом в Штаты.

Отрезано! Уже не болит. Почти…

Ильза Веспер решила начать разговор после того, как сделает последнюю затяжку. Дочь ее опередила, затушив сигарету первой.

— Сказка про Снежную Королеву кончилась, мама.

— Да, — неохотно согласилась она. — Сказки всегда кончаются, девочка. Мне очень жаль, что это случилось сейчас. Марек мог бы стать тебе хорошим отцом.

Дочь поглядела ей в глаза, и женщина вспомнила, что означает такое привычное имя. Гертруда — Сила Копья.

— Нет, мама. Мой отец — Шарль Грандидье, lieutenant de vaisseau Национальных военно-морских сил Франции. Его убили в Шанхае, когда он выполнял секретное задание.

На этот раз женщина не смогла выговорить короткое «Да», просто кивнула. Гертруда, подождав, пока мать загасит сигарету, отодвинула пепельницу. Локти — на скатерть, подбородок — в ладони.

— У тебя, мама, осталась его фотография. Ты ее прячешь, но я нашла. На обратной стороне — фамилия и адрес в Париже. Когда мы приехали в Берлин, я написала письмо.

Ильза Веспер на миг прикрыла веки, заставляя себя забыть, что перед нею — десятилетняя девочка, ее плоть, ее кровь. Разговор будет на равных.

Королева — против Королевы.

— Ты — незаконнорожденная, Гертруда. Родители Шарля и слышать не хотели о браке. В Шанхае меня продали в публичный дом. Я вырвалась, но такое не смоешь, даже с кожей не сдерешь. Лейтенант французского флота не мог жениться на мадам Баттерфляй.

Дочь сжала губы.

— Я так и написала, мама. Мне не нужно от них ни фамилии, ни денег. Просто пусть знают, что я есть. Ты дала Мареку копию свидетельства о рождении, я пошла к нотариусу и тоже сняла копию. И фотографию выбрала, самую лучшую.

Ильза Веспер горько пожалела о том, что отпустила мальчишку. Сказка про Кая и Герду не кончилась. Зеркало тролля смотрело ей в глаза.

— Ответ пришел через полгода. Наверно, проверяли, писали в Шанхай. Мой дед, он тоже моряк, contre-amiral, разрешил присылать ему письма и открытки на праздник. Не обещал ничего, но я ничего и не просила. Адмирал ничем не рисковал, правда, мама?

— Очень умно, — кивнула она. — Какая же ты маленькая расчетливая дрянь!

Герда улыбнулась.

— Спасибо, мама. Потом мы стали переписываться, а потом адмирал приехал в Берлин. Марека тогда не было, а когда он вернулся, я сказала, что у нас гостил мой дальний родственник. Бывают же у людей родственники! Вот тогда мы с дедом договорились, что мне делать, если станет совсем плохо.