Встретившие нас офицеры принадлежали к тому же роду войск, что и наш первый здешний друг Сехмет, и, безусловно, сразу сообразили, кто мы такие. Уж наверняка рассказов о наших подвигах ходило среди них не меньше, чем о Козьме Крючкове в Первую мировую.

Оттого наше внезапное вмешательство в битву было воспринято как совершенно естественное и, может быть, необходимое и обязательное.

Я языком квангов за краткий срок жизни в их городе не овладел, другими делами занимался, общаясь с высшим руководством через переводчика. Шульгин успел выучить несколько десятков ходовых фраз, а главное — принципы лингвистики усвоил. Он тут же начал объясняться, используя свою титаническую память, наравне с выразительными жестами.

Меня в этот момент отвлекло совсем другое. Я наблюдал за Олегом, четко воспринявшим сигнал и начавшим движение в нашу сторону. Но он был на удивление невоенным человеком, хотя возможности обучиться самому элементарному, на уровне младшего лейтенанта военного времени, имел неограниченные.

Как ракета показала, так он и пошел. По кратчайшему расстоянию, впритык к подошве высоты, которую мы только что покинули. А что при этом ему придется оказаться в зоне досягаемости взобравшихся на вершину монстров, он не подумал совершенно.

Однако мне то, что случится через минуту-другую, высветилось в сознании, как на экране игрового компьютера. С двух сотен метров его одиночным выстрелом можно положить, не говоря о массированном пулеметном…

— Сашка, скажи им — беглый огонь бомбами по высоте, — закричал я, — немедленно! А я сейчас! Олег там…

Двумя красными, горизонтально выпущенными ракетами я указал Левашову направление маневра, категорический приказ, можно сказать.

Не такой уж я самоотверженный герой, готовый кинуться грудью на амбразуру. Просто чувствовал, что имею возможность прикрыть товарища и что мой час еще не пришел. Убить меня пока не должны, а если должны, так все равно. Посмотрим, как в очередной партии это будет выглядеть. Райские кущи, ад или «серая зона», где Артур обретался…

Дольше жизни жить не будешь, раньше смерти не помрешь.

Зато Олега убить могут запросто, в этом я не сомневался. Он — из «нормальных» людей. Несколько попаданий в грудь, голову — и гомеостат помочь не успеет. К эфирному существованию Левашов не приспособлен. Разве только Удолин с помощью Замка сумеют по остаткам информации макет слепить, нам в утешение…

Работая ногами и палками на пределе возможностей, я выскочил на склон вразрез между курсом Олега и вершиной. Увидел мелькнувшие на белом фоне черные пятна, услышал первую гулкую очередь и начал стрелять снизу вверх, не особенно целясь. Их там пока двое-трое. Засвистят пули мимо ушей, заденут кого-то, и они просто обязаны, учитывая их «логику», обратить внимание на непосредственную опасность, а не на бегущего вдали человека.

Так и вышло. Я выбросил расстрелянную обойму, вставляя следующую, метнулся влево с возможной линии огня, зная о том, что у любого человекообразного стрелка, если он не левша, перенос прицела вправо занимает больше времени. Мелочь, но полсекунды-секунду выиграть можно. Упал на бок, несколько раз перекатился вниз по склону. Опрокинувшись на спину, открытой мушкой, помимо оптики, поймал еще одну «поясную мишень». Вот придурок, захотел посмотреть, куда я вдруг делся. Ну, держи!

Попал, конечно. Если консервные банки на сто метров навскидку сбивали, что же в такую тушу промахнуться?

И тут вершину накрыли сразу две кванговские бомбы. Нормально легли. Пока я поднимался, цеплял отстегнувшуюся лыжу и стряхивал снег с глаз и щек, никто там больше не шевельнулся.

Олег уже проскочил опасную зону и «елочкой» взбирался к указанному месту.

Я прибежал туда же, когда Сашка, сидя на дне окопчика, еще не закончил материть его всеми известными словесными конструкциями.

— Ладно, кончай, обошлось, и слава богу, — пресек я шульгинскую тираду. — На войне как на войне…

Однако, доставая сигарету из портсигара, я заметил, что руки у меня подрагивают. Мышечное напряжение — это само собой, но и мандраж запоздалый имеет место. Мы ведь не железные…

— А ребята молодцы, вовремя стрельнули. Тютелька в тютельку по цели. Где они, кстати?

— Сейчас будут. Я им, пока ты геройствовал, шороху навел! Забегали, как при внезапном появлении Главкома на полковом смотру. Помнят силу русского оружия…

— А то! Раньше с одним танком против полусотни, сейчас с тремя винтарями против роты пулеметчиков — и враг бежит, бежит, бежит!

Шульгин протянул мне фляжку. Как будто у меня своей не было. Но кто считается? Отхлебнули по кругу, и сразу вспомнилось, как я лечил от шока спиртом Корнеева, Альбу и Айера. Вроде бы совсем недавно. На этой же, специально предназначенной для дружеских встреч планете.

Стрельба со стороны монстров неожиданно стихла. Доносились только редкие разрывы бомб, сильно отдалившиеся. Я не знал предельной досягаемости поставленных на полевые лафеты катапульт, но, судя по звуку — километра на три перенесли огонь. Неужели монстры отступили, не оставив даже прикрытия? Или мы их всех перебили? Я встал и поднял к глазам бинокль. Точно. Среди испятнанного ожогами склона видны были лишь отдельные фигуры, торопливо, гораздо быстрее, чем до того шли в атаку, скрывающиеся в лесу на дальней стороне котловины. Очень похоже на деморализованную стаю павианов, ретирующуюся после неудачного набега на кукурузные поля кафров.

— Не то, опять не то, — подтвердил мою мысль Шульгин. — Неправильно они себя ведут…

— Это для кого как, — не согласился Левашов. — Много ты о них знаешь! Поступила команда — и смотались. Кто-то счел задачу выполненной…

Очередной «разбор полетов» прервало появление сразу целой компании квангов-офицеров, предводительствуемых, что меня совершенно не удивило, другом Сехметом, державшим себя среди подчиненных, как большой начальник. Почему бы и нет? Вполне мог и, более того, должен был возвыситься, единственный из своих соотечественников, за отсутствием людей, причастный к великой победе, последней и окончательной, поскольку после взрыва информационной бомбы на аггрианской базе воевать с ними было просто некому. До сего дня?

Насколько я вник в местную психологию, «справедливость» у них была понятием почти абсолютным. Никто из соображения карьеры или самолюбия не стал бы лишать офицера заслуженных привилегий и наград, приписывать себе чужие подвиги. Само собой, высшие командиры свои награды тоже получили, но не так, как у нас было принято в годы Афганской, скажем, войны. Героям переднего края — медали «ЗБЗ»[79]да «За отвагу», а полковникам, генералам, включая прилетевших из Москвы отметиться «на фронте», — от «Красного Знамени» и выше.

Увидеть его я был искренне рад, да и он нас, судя по его виду, тоже. Кванги — народ понятливый и переимчивый, талантливый, я бы сказал. Не зря Сехмет за месяц усвоил русский почти в совершенстве. И обычаи наши он помнил. Чисто по уставу подкинул ладонь к виску, за ним это приветствие повторили его товарищи. Затем мы крепко пожали друг другу руки, без всяких местных церемоний, моментами превосходящих по сложности и запутанности средневековые китайские и японские.