Орфео подергал парусину, прикрывавшую нагруженные повозки, убедился, что все надежно закреплено. Рядом старый Доминико подсчитывал овчины, мешки с шерстью и штуки готового сукна. Несколько возчиков подводили волов и ставили их под ярмо оставшихся телег и фургонов. Обычно предстоящее путешествие заряжало Орфео силой и бодростью. Но не сегодня. Он старался думать только о деле, но все равно уезжал без радости.

Он знал, что «ее отшельник» уже несколько недель живет у Аматы. Она прислала Орфео письмецо с благодарностью и приглашением зайти познакомиться с Конрадом, однако он не нашел в себе сил даже написать ответ. Боль последней встречи все еще была CB6JK9..

Торговец прошел через двор к телегам. Почти все возчики были ему знакомы по прошлогодней поездке во Фландрию и Францию. Чумазые коренастые сквернословы в кожаных, как у кузнецов, туниках, с кинжалами на поясах. Зато Орфео был уверен, что его команда одолеет любую преграду, выставленную природой и человеком. Новичком был только один – возчик средних лет, заменивший Нено. Пока что остальные его принимали.

Орфео провел пальцем по внутренней кромке ярма, проверяя, в порядке ли обивка, не будет ли натирать волу холку. Потом обвел глазами строй повозок. В ореоле встающего солнца из-за последнего фургона показалась фигура монаха, ковыляющего неверной, трудной походкой. Длинная седая борода падала ему на грудь – как у восточного патриарха. Приблизившись, он поднял голову, посмотрел на сиора Доминико, потом на Орфео. Тот поморщился, разглядев пустую глазницу и скошенный здоровый глаз. Такой способен проклясть душу одним взглядом, ни слова не говоря.

– Орфео ди Анжело Бернардоне! – громко окликнул монах.

В голосе не было вопроса: он явно знал, с кем говорит. В эту минуту Орфео готов был поверить, что сам Мрачный Жнец явился по его душу.

– Он перед вами, брат. Чего вы хотите?

– Для себя – ничего. Ты уже сделал достаточно, награди тебя Бог, добившись у папы свободы для меня.

Монах нетвердыми пальцами откинул капюшон, и солнце запуталось в снежной копне его волос.

Пораженный Орфео не сразу нашелся, что сказать. Он представлял себе молодого и даже красивого человека – такого, какой мог привлечь Амату внешностью. Холодность, с какой она встретила его, вернувшегося с помилованием, заставила молодого торговца заподозрить, что она неспроста интересуется этим монахом – особенно когда девушка объявила, что хочет встретить его у ворот обители. Орфео решил, что его использовали, насмеялись и бросили. Теперь, увидев отшельника своими глазами, Орфео понял, что ошибался. Он махнул рукой, отвергая благодарность.

– Рад помочь невиновному, – и он снова занялся ярмом.

– А еще я хочу тебе сказать, что ты дурень, – продолжал монах.

Орфео замер, спиной чувствуя обращенные к нему любопытные взгляды возчиков и сиора Доминика. Все они были обращены к нему. На лицо монаха старались не смотреть.

– Не думаю, чтобы ты мог об этом судить, – отозвался Орфео, воинственно выпятив подбородок.

– Однако возьмусь судить, коль ты мне скажешь, что не умеешь любить саму женщину, а не ее богатство. Я говорю о женщине, которая любит тебя больше своей души, прости ее Бог!

Конрад разбередил незажившую рану, причинил боль – и смутил. Орфео оглядел своих спутников.

– Прошу прощения, сиор Доминико, – сказал он, – мне надо поговорить с этим братом.

Конрад устремил взгляд на старого купца, и тот, опустив глаза на свои тюки, поспешно махнул рукой: «Разрешаю».

Орфео потянул монаха за собой под арку двора. О чем рассказала ему Амата?

Монах заговорил первым:

– По твоим глазам я догадываюсь, что не ошибся. Ты так же тоскуешь по ней, как она по тебе. А поглядев на твоего нанимателя, я надумал одну штуку. Хорошо бы доказать Аматине, если, конечно, ты этого хочешь, что ты женишься на ней не ради денег, а по любви.

Орфео взглядом поторопил монаха. Голосу он сейчас не доверял. Надо взять себя в руки, пока отшельник говорит.

Тот излагал свой план, заключая каждую часть непременным: «если ты ее действительно любишь». Советы его казались Орфео разумными – на удивление разумными, учитывая, что отшельник ничего не понимал в коммерции. Выслушав Конрада, Орфео сказал:

– Сиор Доминико наверняка согласится – и братец Пиккардо тоже.

Ну конечно, он всей душой желал, чтобы замысел брата Конрада сработал. В сердце разгоралась надежда. Молодой человек стиснул руку монаха и что было силы встряхнул.

– Теперь уже ты меня спасаешь, брат.

– Тогда дай Бог тебе удачи, – пожелал Конрад. Орфео выпустил наконец его руку, и монах добавил:

– Будь добр, синьор, когда увидишься с Аматиной, передай от меня весточку. Я сегодня ушел не попрощавшись – боялся, что она станет меня удерживать. Скажи ей, что я отправился в госпиталь Святого Сальваторе делла Парети и вернусь, когда смогу.

– В лепрозорий?

Конрад кивнул.

– И еще, я оставил в доме своего спутника, никого о том не предупредив. Опять же, не хотел шума. Он может последовать за мной, если пожелает – или нет, как Господь его надоумит. Я сам не знаю, когда вернусь, и мой выбор может прийтись ему не по вкусу.

Монах сухо усмехнулся:

– Addio, signore. Благослови Бог тебя и твою избранницу.

Дзефферино всю ночь ворочался на тюфяке и наконец забылся беспокойным сном. Тревога ядом расходилась в крови. С того дня, когда братья нашли его полумертвым в заброшенной часовне и перенесли в Сакро Конвенто, он не покидал стен обители, да и на свет выходил, только чтобы взять еду для заключенных. Он прикрывал голову локтем, отгораживаясь от храпа незнакомцев, темными тушами лежавших кругом, поджимал колени к животу, сворачиваясь в тугой клубок. Какое-то утешение приносило лишь ровное дыхание спящего рядом Конрада.

Под утро Конрад пошевелился. Дзефферино из-под прикрытого века проводил его взглядом. Так же он уходил, выслушав его исповедь в пустой часовне. Дзефферино вдруг испугался, что опять останется один, но вокруг дышали люди, не дикие звери, и он снова погрузился в сон.

Разбудила его суета: слуги сворачивали постели, зевали, потягивались, призывали Бога благословить их дневные труды. Постель Конрада была пуста и не убрана. Может, он решил сперва сходить в нужник?

Дзефферино встал, надвинул на голову куколь и прошел за другими, тянувшимися в ту же сторону. Он видел, как слуги отводят взгляды, чтобы не пялиться на него. Конрад мог этого не замечать, но Дзефферино остро чувствовал страх и отвращение окружающих.

Скоро он убедился, что его товарища нигде нет. Не было его и за завтраком. Есть ему расхотелось. Хозяйка, Амата, улыбнулась монаху и спросила, где его спутник. Дзефферино растерянно пожал плечами и обвел комнату взглядом. Гул голосов бил по ушам, как крылья летучих мышей, носившихся по темным переходам подземелья.