– Поищу-ка я его в часовне, – сказала она и вышла, громко окликая Конрада по имени.

Что-то в ее голосе... «Конрад! Фра Конрад!». Как тот мальчик в лесу. Он словно наяву услышал голос, выкрикнувший: «Эти люди не боятся Бога, фра Конрад!» И вслед за тем – трубный глас огненного ангела, и пламя, охватившее Дзефферино. Он так и не спросил Конрада об этом ангеле. После видения в камере Дзефферино уверился, что отшельник пребывает в высших сферах, недоступных простым смертным. Тюремщик опасался слишком глубоко заглядывать в священные тайны.

Все быстро покончили с завтраком, и Дзефферино остался один за столом в огромном зале. Слуги собирали пустые миски и чашки. Каша бурлила у него в животе. Скоро переписчики возьмутся за работу. Может, Конрад поднялся наверх, чтобы помогать им? Для такой работы сил у него уже хватит.

Дзефферино, опустив голову, поднялся по лестнице, но нашел наверху одного только Джакопоне. Посмотрел, как писец ножом вырезает из свитка лист и расправляет его на пюпитре, потом взял свиток в руки и стал ощупывать. Монах слышал уже рассказы об этой «бумаге», дешевой и удобной в сравнении с пергаментом. Правда, в сырости монастырских библиотек она долго не проживет. Стоит только взглянуть, как легко кто-то проделал дыру в этом «rotolo»[69]. Дзефферино просунул в отверстие мизинец.

– Это не простая дырка, брат, – заговорил Джакопоне, заметив, чем он занят. – Однажды темной ночью эта рукопись спасла жизнь нашей хозяйке. Темный призрак, монах-убийца, нацелил в нее копье, но на груди у нее был привязан этот свиток. Я и теперь не устаю хвалить небо за то, что фра Лео отличался многословием.

Дзефферино чуть не смял свиток, стиснув его в руках.

– Монах? Зачем бы монах стал убивать женщину, столь щедрую к нашему братству?

– Ты бы так не сказал, если бы видел, как она дралась в ту ночь: словно демон из ада! Сама справилась с одним из убийц, хотя они убили и одного из наших. Те монахи хотели зачем-то похитить Конрада. Напали на нас в лесу, из темноты.

– Ты тоже был там? – спросил Дзефферино.

– Был, хотя и запоздал с помощью. Из их главаря сделал факел, а остальные разбежались по своим норам, как хорьки.

Свиток глухо стукнулся об пол и, разворачиваясь, откатился к стене. Джакопоне вскочил с табурета, подхватил его.

– Осторожней, брат. Ты нездоров?

Дзефферино спрятал руки в рукава, склонил голову. У него свело горло, и он не сразу смог выдавить сухой резкий кашель, выбивая застрявший в гортани комок.

– Angelo Domini, – выговорил он. – Ангел Господень! Ты!

Деревянный пол лоджии чуть вздрогнул под легкими женскими шагами. Следом за Аматой, отдуваясь, протопал по лестнице Салимбене.

– Фра Конрад ушел, брат, – обратилась к Дзефферино Амата. – Он передал тебе, что ты можешь найти его в госпитале прокаженных – если захочешь последовать за ним. – Она раскраснелась от волнения, обернулась к Джакопоне. – Приходил посланец от сиора Орфео. Он будет здесь завтра утром и надеется, что с добрыми вестями.

Джакопоне и Салимбене расплылись в улыбках.

– Я так и знал, что он скоро объявится, мадонна, – объявил монах.

Амата обернулась к Дзефферино. Она не могла скрыть радости.

– Прости, брат, за наше маленькое семейное торжество. Моим друзьям известно, как много значит для меня эта весть. – Она опустила глаза на зажатый в руке лист. – Только я беспокоюсь за фра Конрада. Как он будет жить среди этих мерзких прокаженных? Ты не знаешь, зачем он туда отправился?

– Во исполнение обета, мадонна.

– Ты пойдешь за ним? Я тогда велю кухарке приготовить тебе еду на дорогу. Конрад ушел, даже не поев.

Идти за ним? За человеком, который покинул его среди врагов? Дзефферино махнул рукой перед глазами, отгоняя огненное видение.

– С вашего позволения, мадонна, я проведу здесь еще одну ночь. А утром вернусь в Сакро Конвенто.

Засыпая, Амата думала не об Орфео, а о Конраде. Для нее отшельник оставался единственным человеком, любившим ее беззаветно, ничего не прося в ответ. Она, хоть и сумела скрыть ужас, охвативший ее при встрече, до сих пор оплакивала своего друга. Никогда больше ей не заглянуть в его сияющие серые глаза. А если чистота души не спасет его от заразы? Она пробормотала молитву, прося сохранить и защитить его, но, кажется, обращалась при этом не столько к Богу, сколько к донне Джакоме. Потом повернулась на бок и мирно заснула. Среди ночи ее разбудили крики.

Служанка Габриэлла тянула ее за руку, вытаскивая из постели и из глубокого сна.

– Одевайтесь скорей, мадонна. Во дворе пожар. Двигаясь в тумане полусна и дыма, Амата завернулась в накидку и выбежала из комнаты. Откуда пожар среди лета, когда все камины, кроме кухонного, вычищены и закрыты? Должно быть, кто-то забыл задуть свечу. Приближаясь к внутреннему дворику, она видела красноватое сияние, дьявольским заревом пляшущее на каменных колоннах и стенах. Гости и слуги вместе таскали воду из фонтана. Другие бегали к ближайшему колодцу.

Она протерла глаза и уставилась под арку двора, в ужасе закусив пальцы. Горела деревянная лоджия, где стояли конторки переписчиков. Жаркое пламя охватило лестницу и всю южную стену. Северную стену и лестницы поливали из ведер, чтобы отстоять дом, но лоджию было уже не спасти. Амата тупо таращилась в огонь, соображая, где стоял шкаф со свитком и неоконченными копиями. На ее глазах южная галерея обрушилась и по двору раскатились тлеющие и пылающие бревна. Среди горящих обломков Амата различила пюпитр, и сердце у нее замерло.

Все пропало! Каменные стены и черепичная крыша могли устоять перед огнем, плотники восстановят галереи, но хроника Лео пропала безвозвратно. Амата закрыла лицо руками. Она не оправдала доверия Конрада!

Битва с огнем продолжалась до рассвета. Ночная стража разбудила соседей, и в ход пошли все окрестные колодцы. Из дома и в дом носились люди с ведрами. Пожарные по двое тащили огромные бадьи. Амата вместе с другими женщинами гонялась за разлетающимися хлопьями сажи, тушила их, чтобы не дать огню распространиться. Она металась из стороны в сторону по двору, грудь у нее разрывалась от дыма и жара, а перед домом тем временем все прибывала крикливая толпа.

Наконец, вскоре после того, как прозвонили к заутрене, маэстро Роберто объявил, что пожару конец. Все устало собрались посреди двора, рассматривая обугленные, почернелые, растрескавшиеся арки. Ничего деревянного не осталось – выгорели даже косяки дверей. Джакопоне сидел на засыпанной пеплом каменной скамье, где она говорила с Конрадом в тот вечер после его возвращения. Он баюкал голову в ладонях и бубнил что-то вслух, хотя рядом никого не было. К Амате подошел чумазый от золы Пио.

– Пио спас дом, Аматина, – сказал управляющий. – Это он учуял дым и всех разбудил.

Амата погладила юношу по плечу и пробормотала: