— Я настолько не привык, — растерянно ответилАртур, — рассматривать Крошку… я за наше короткое знакомство настолько непривык рассматривать мисс Доррит в том свете, в котором вы мне ее сейчаспредставляете, что мне положительно трудно собраться с мыслями. Знает ли онавашего сына?

— Вместе выросли, сэр, — сказала миссисЧивери. — Играли вместе.

— А знает ли она, что ваш сын питает к нейнежные чувства?

— Помилуй бог, сэр, — сказала миссис Чивери, идаже голос у нее задрожал, — да ей довольно было хоть раз увидеть его ввоскресенье, чтоб в этом не сомневаться. Довольно было взглянуть на его трость,уж не говоря обо всем прочем. Молодые люди вроде нашего Джона не заводятпопусту тростей с набалдашниками из слоновой кости. Я-то сама как узнала проэто? Вот так и узнала.

— Но, может быть, мисс Доррит менеепроницательна, нежели вы?

— Все равно она знает, сэр, — возразила миссисЧивери, — потому что ей так прямо и сказано.

— Вы уверены?

— Сэр, — сказала миссис Чивери, — уверена также, как в том, что я сейчас нахожусь перед вами. Собственными глазами я видела,как мой сын вышел из этого дома, где я сейчас нахожусь перед вами, исобственными глазами я видела, как мой сын снова вошел в этот дом, где я сейчаснахожусь перед вами, и я поняла, что он говорил с нею. — Обстоятельность имногократные повторения придавали речи миссис Чивери необыкновеннуюубедительную силу.

— Но могу ли я узнать, почему же все-таки вашсын пришел в состояние уныния, которое заставляет вас тревожиться о нем?

— Это, — сказала миссис Чивери, — началось втот самый день, когда на моих глазах Джон в этот дом вернулся. Сам на себя онстал с тех пор непохож. Таким не бывал он ни разу за все семь лет, что мы с егоотцом в этом доме, арендную плату по четвертям года внося, проживаем. —Благодаря своеобразному построению фраз, рассказ миссис Чивери приобретал почтиораториальную торжественность.

— Могу ли я спросить, как вы сами этообъясняете?

— Можете, — сказала миссис Чивери, — иполучите ответ, который так же верен будет, как то, что сейчас здесь я стою. Онашем Джоне никогда худого слова не сказал никто. Детьми с ней вместе в этомсамом дворе они играли. Знакомство это тянется с тех пор. И вот однажды ввоскресенье, вот здесь, за этим самым столом пообедав, он пошел и встретился сней, по уговору или без уговора, сказать вам не берусь. Тогда он и сделал ейпредложение. Ее брат и сестра много о себе понимают, и они против нашего Джона.Ее отец только о себе думает, и он против того, чтобы делить ее с кем-нибудь. Всилу каковых причин она и ответила нашему Джону: «Нет, Джон, я не могу бытьвашей женой, и ничьей женой я не могу быть, я вообще не собираюсь выходитьзамуж, а собираюсь всю жизнь оставаться жертвой, прощайте, найдите себе другую,достойную вас, а меня забудьте!» Вот так она и осуждена быть вечной рабой уних, хотя они вовсе того не стоят, чтобы она была у них вечной рабой. И вот такнашему Джону теперь нет другой радости, кроме как наживать себе насморк средимокрого белья, надрывая материнское сердце печальным зрелищем, которое вытолько что видели. — Тут добрая женщина кивнула на маленькое оконце, за которымее сын сидел все в той же позе неутешного горя под сенью своих полотняныхдревес; и снова, качая головой и утирая глаза, принялась упрашивать Кленнэмаради общего блага молодых людей поспособствовать тому, чтобы эти грустныесобытия приняли счастливый оборот.

Она говорила с такой уверенностью и такправильно изобразила все, что касалось отношений Крошки Доррит с родными, чтоКленнэм не находил оснований сомневаться в ее словах. Но глубокое исвоеобразное участие, которое внушала ему Крошка Доррит, возникнув из жалости кней, обреченной жить в грубой и вульгарной среде, в то же время заставляло еговсегда мысленно отделять ее от этой среды, и ему было обидно, неприятно, дажебольно думать, что она может быть влюблена в молодого Чивери, тоскующего назаднем дворе, или в кого-нибудь похожего на него. С другой стороны, ондоказывал себе, что влюблена она или не влюблена, она остается той же КрошкойДоррит, преданной, доброй и чистой; делать же из нее какую-то фею вчеловеческом образе, отказывая ей в праве на сердечную близость с теми немногими,кого она знает, — это просто прихоть его фантазии, и прихоть довольно жестокая.И все-таки ее полудетская, воздушная фигурка, застенчивые манеры, в душупроникающий голос и взгляд, те многие и многие черты ее внутреннего облика,которые привлекли его к ней и которые так резко отличали ее от окружающих — всеэто не вязалось, упорно не желало вязаться с только что услышанной новостью.

Взвесив в уме все эти соображения (покудамиссис Чивери продолжала свою речь), он заверил достойную женщину, что готовсделать все, что в его силах, для счастья мисс Доррит и для осуществления еесердечных желаний — если ему удастся их узнать. При этом он предостерег ее отчересчур поспешных выводов и заключений, просил держать все в строжайшей тайне,чтобы не причинить неприятностей мисс Доррит, и настойчиво советовал ейрасположить сына к откровенности и еще раз проверить положение вещей. МиссисЧивери сочла последнее излишним, но сказала, что попытается. Затем она сновапокачала головой, словно состоявшаяся беседа не оправдала всех ее надежд иожиданий, но все же поблагодарила мистера Клеинэма за любезность. Рассталисьони добрыми друзьями, и Артур пошел домой.

Уличная сумятица усиливала сумятицу в егомыслях, и чтобы избежать полного хаоса, он решил не идти через Лондонский мост,а вернуться к более тихому Железному мосту. Не успел он взойти на него, какувидел немного впереди Крошку Доррит. День был погожий, дул легкий ветерок, и,должно быть, она только что пришла сюда подышать свежим воздухом. Он оставил еев комнате Отца Маршалси какой-нибудь час назад.

Случай давал ему возможность исполнить своежелание — понаблюдать за ней, когда она одна. Он ускорил шаг; но прежде чем онпоравнялся с нею, она оглянулась.

— Я вас испугал? — спросил он.

— Мне показалось, что я узнала шаги, — сзапинкой ответила она.

— Но это было не так, Крошка Доррит? Ведь выне ожидали встретить здесь меня.

— Я никого не ожидала встретить. Но когда яуслышала шаги, мне показалось, что — что они похожи на ваши.

— Вы куда-нибудь торопитесь?

— Нет, сэр, я просто вышла немного погулять.Они пошли рядом, и вскоре она сказала, уже с прежней доверчивостью глядя ему влицо:

— Как странно. Вам, может быть, даже покажетсянепонятным, но когда я тут гуляю, мне иногда приходит в голову: а небессердечно ли это с моей стороны?

— Бессердечно?