— Ты не знал страстей, — прокричал Франческо, — пока не встретил ее!

Имя называть ни к чему — мы оба понимали, о ком он.

Я пытался не слушать завываний ветра и людей, и, наконец, худшее осталось позади. Когда уже можно было не цепляться за скалу, пальцы мои так и застыли в скрюченном виде, словно клешня перепуганного краба.

В горах показалась тропинка, и мы сошли в более жаркое место. Я сложил руки над огоньком стрелы и, едва пальцы наконец-то стали двигаться, принялся снимать верхний слой шкур викингов. Вспомнив советы Сигурда, выбрасывать я их не стал.

Сворачивая шкуры, чтобы удобней было нести, я заметил, что ампутированные пальцы сделались чуть длиннее, а под мышками растут редкие волосы — там, где были выжжены все фолликулы. Я коснулся черепа — на нем тоже появилась щетина. Шрамы как будто слегка рассосались, побледнели… Миллион раз я ощупывал свое тело — как слепой, заучивающий текст, напечатанный шрифтом Брайля, — однако на этот раз сюжет изменился.

Представьте себе, если сможете, что испытывает человек с ожогами, когда тело его начинает регенерировать! Или человек, у которого вдруг начинают расти волосы, хотя он приговорил себя к пожизненной, ссохшейся намертво лысине! Я с восторгом сообщил Франческо о своих открытиях.

— Вспомни, где ты, — предостерег он. — И вспомни, кто ты.

Мы подошли к опушке леса. Здесь из горячего песка росли кричащие деревья. Все плыло в глазах от струящегося жара; казалось, даже ветви у деревьев шевелятся.

Птицы носились вокруг и бросались клювами на ветви.

— Лес самоубийц, — объяснил Франческо.

Я вскоре понял, что деревья здесь не вполне деревья: вместо ветвей на них — человеческие конечности, отчаянно дергающиеся, истекающие кровью как соком. Из отверстий, выклеванных птицами, неслись истерзанные человечьи голоса; да я теперь уже заметил, что птицы здесь вовсе не птицы, а гарпии, похожие на стервятниц, с бледными женскими лицами и когтями, острыми как бритва. Всякий раз, когда они оказывались рядом с нами, нас поражала страшная вонь.

— Голоса звучат из деревьев, — объяснил Франческо, — только вместе с кровью, только после того как гарпии вырвали плоть. Самоубийцы могут что-то выразить лишь через саморазрушение.

— Quod me nutrit, me destruit,[13]— вполголоса пробормотал я, но Франческо не расслышал.

Я вспомнил, что он сам специально заразился чумой от жены, а уж потом заставил брата пронзить его стрелой.

— Для тебя Ад — вот такой?

— Я выбрал смерть за пару часов до неизбежной кончины, и решение то было принято от любви, не от страха. Существенная разница, о которой следует помнить. — Он помолчал и добавил: — Хотя моя жизнь после смерти не такая, я здесь твой проводник не без причины.

Я ждал продолжения, но Франческо только заметил, что нам еще далеко идти.

Я был теперь обнажен до пояса. Кожа явно восстанавливалась. Мы все шли через лес, потом послышался пульсирующий звук, как будто гул из улья. По мере приближения стало понятно, что за лесом — водопад. Ветер рвал и ерошил наши волосы (причем мои по-прежнему росли).

Этот водопад не падал ни с какой скалы; он просто опускался прямо с неба и врезался в пустыню, простиравшуюся перед нами. Франческо предложил мне кинуть ножны Сигурда в водопад — якобы подходящий дар.

«Почему? И для кого?»

Я вытащил горящую стрелу и поступил, как он хотел. И смотрел, как кожаная перевязь летит вниз, подскакивает в пене, пока, наконец ее не поглотила сердитая пасть водопада.

И почти немедленно оттуда появилась темная фигура и начала карабкаться к нам.

У создания было три соединяющихся вместе тела. Шесть неуклюжих волосатых рук хватались и цеплялись за водопад — существо двигалось, словно паук по паутине. Я думал, за стеной воды должна быть скала, но создание все приближалось, и я заметил, что хватается оно прямо за жидкость, сплетая водяные струны в подобия веревок. Острый хвост его врезался в водопад, а запах, несмотря на значительное еще расстояние, уже напомнил мне о загнивших на песчаном пляже мухах-однодневках.

— Герион, — пояснил Франческо. — Некогда правил в Испании, а ныне олицетворяет обман. Он страж этого водопада и должен отвезти нас в самый низ.

Герион достиг поверхности, оттолкнулся от воды своими шестью ногами и выстрелил прямо к нам, совершив идеальное приземление на все шесть конечностей.

Создание было огромное (кажется, как и большинство тварей в Аду), тело его покрывала сияющая чешуя. Три головы возвышались надо мной на шесть футов. Все лица обладали схожими чертами: одутловатые, с глубокими рубцами с гниющими зубами в большегубых ртах, а глаза — как черные жемчужины в полураскрывшихся раковинах. Несмотря на уродство, эти лица не казались лживыми. Все три головы заговорили одновременно.

— Что ты…

— Зачем ты…

— Как смеешь ты…

— …хочешь?

— …здесь?

— …меня тревожить?

— Мы хотим пройти на следующий круг, — ответил Франческо.

— Нет, этого…

— Мы не станем…

— Он еще…

— …нельзя!

— …помогать!

— …живой!

— Верно, мы много просим, а этот человек действительно живой, — согласился Франческо. — Но он друг Марианн Энгел.

Имя это, кажется, что-то значило для Гериона — все три головы зашептались меж собой. В конце концов они проголосовали — «Да. Нет. Да» — и решили нас отвезти. (Кто бы мог подумать, что символ обмана развлекается демократией?) Страшилище подставило нам широкую спину. Франческо подтолкнул меня вперед, шепотом объяснив:

— Я сяду меж тобой и хвостом. Он ядовитый!

Когда мы устроились, зверюга резво прыгнула с кромки земли в водопад. Мы оказались в воде, и я разглядел, как лапы Гериона мелькают в водопаде и схватывают жидкость, которая текла прозрачными змеиными телами сквозь его кулаки. Удержаться на спине было сложно, но я заметил, что руки мои окрепли — впервые после аварии.

Герион воскликнул тремя ртами:

— Не… так… сильно!

Ближе ко дну Франческо крикнул, едва заглушая рев воды, что нужно готовиться к следующему уровню. И добавил со значением: уровню особо неприятному.

Мы сошли на берег, а Герион исчез в водопаде. Я рассматривал себя, прикидывая, как далеко зашло мое выздоровление. Кожа почти вся разгладилась, исчез даже шрам от аппендицита. Волосы отросли заново. Губы снова стали пухлые. Я перенес вес тела на разбитое колено, и оно выдержало. Утраченные пальцы регенерировали почти до половины, а когда я потер ими между ног — нащупал заново отрастающий член.