Я медленно поднялся, почувствовал, что Джим тоже встает. Но он к моим проблемам не имел никакого отношения. И это следовало как-то уладить.

– Ступай в зал, Джим, – сказал я.

– Ты знаешь этих людей? – Он подвинулся поближе. – Ну да, конечно же, они твои коллеги.

Макдивитт тут же поломал ход беседы – схватил Джима за руку и рывком притянул к себе. И мне не нужны были объяснения, чтобы понять: в ребра парню уперся кончик ножа. Глаза его в ужасе расширились, он тихо ахнул.

– Отпустите меня, сейчас же! Какого черта привязались?

Они и ухом не повели. Я уже подумывал извиниться, но решил потратить всю энергию на спасение шкуры этого бедолаги. Может, и получится.

– Твой приятель останется, – важно надув и без того пухлые щеки, сказал Бирдсли. – Пока что. А теперь прогуляемся по берегу.

Я попятился и кивнул.

– И чтобы не тянуть зазря время, ты за нами тащиться не будешь. Пойдешь первым, мистер Уайлд, – рявкнул Макдивитт, выдвинув вперед подбородок. – И не думай, что я шучу; только дернись, и я вырежу этому гомику почки.

И вот мы завернули и зашагали к Манхэттену по пирсу, затянутому этой дурацкой ковровой дорожкой, я – впереди, а за мной шли Бирдсли с Макдивиттом и впавший в молчание Джеймс Плейфэар. Пока мы шли, я придумал и тут же отверг несколько планов. Только когда мы добрались до погруженной в темноту площадки у входа на мост, я понял, какого дурака свалял. Услышав наши шаги, извозчик, державший под уздцы гнедую кобылу, поднял голову. Видно, ему заплатили, чтобы дождался.

– Видели? А ну, живо залезайте! – приказал Бирдсли.

Понимая, что если меня или Джеймса затолкают в этот экипаж, шансы на спасение резко уменьшатся, я быстро развернулся на каблуках.

И едва успел это сделать, как нож в мозолистой лапе Макдивитта передвинулся со спины Джима к его горлу.

– Не надо, – воскликнул я и поднял руки. – Он не сделал вам ничего плохого.

– Поедешь с нами, и мы охотно с тобой согласимся, – проворчал Макдивитт.

– Я поеду, куда пожелаете, но его отставьте в покое.

– Нет! – Джим рванулся в сторону, в тот же момент по шее прямо к галстуку поползла тоненькая струйка крови. Он поморщился и так и замер.

– Не двигайся, Джим, ничего не говори, – крикнул я, и сердце у меня заныло от жалости и дурных предчувствий.

– Не собираюсь стоять и смотреть, как…

Кончик ножа вонзился еще глубже, кровь полилась уже ручьем.

– Джим, стой, не двигайся! – простонал я.

Выхода у нас не было. Еще секунда – и Джеймс Плейфэар умрет, из-за меня. А потому я шагнул в экипаж. Синие глаза Джима дико расширились. Он выглядел совершенно беспомощным, не мог противостоять вторжению острого стального лезвия в его плоть.

Но тут дверца экипажа захлопнулась, и Джима я больше не видел – лишь слышал, как он вскрикнул от боли. Макдивитт влез следом за мной и снова захлопнул дверцу. Кончик ножа был красным от крови. Он вонзился глубже, чем я ожидал, а я не мог этому помешать. Мне даже думать не хотелось в тот момент, насколько глубоко. Я знал лишь одно: Джим страшно закричал, и я должен был врезать кулаком прямо в морду этому чертовому уроду.

Бирдсли влез в экипаж с другой стороны и сунул мне прямо в физиономию тряпку, пропитанную хлороформом. Я отбивался и брыкался всего секунду-другую, а затем начал проваливаться в темноту.

– Куда вы меня везете? – еле шевеля языком, пробормотал я.

– У вас встреча, от которой вы все время увиливали, мистер Уайлд, – ответил Бирдсли. – Нехорошо получается. Особенно когда там ждут добрые друзья.

– Надеюсь, они подготовили ему достойный прием, верно? – с ледяной ухмылкой заметил Макдивитт. – Хотя в Таммани-холл[34]гостей всегда хорошо встречают.

Мне снилась свадьба, где магнолии были не белые, а черные и такие блестящие. Черные, как убийца-ворон, усевшийся отдохнуть на ветвях цветущего дерева. Невестой была Люси Адамс в длинной кружевной фате, которая колыхалась, точно саван цвета слоновой кости. Она улыбалась и ждала мужчину, которого я не видел. Она была счастлива. Она так ждала этого часа. Букет в руке поблескивал и переливался черным, как оникс, а лепестки цветов съеживались и увядали прямо на глазах в ярком солнечном свете. И страшно меня пугали, поскольку я понимал – что-то здесь не так. А вот что именно – неясно, и мне оставалось лишь наблюдать за тем, как все стебли все множились у нее в руках, изгибались, переплетались и, наконец, полностью поглотили ее. Какое-то время, пока лицо ее не скрылось за черными щупальцами, она все улыбалась и улыбалась.

Через некоторое время мне начало казаться, что я умер и меня несут на похоронных дрогах к могиле. А после этого стал куда-то падать и ощутил, что стало холодней. Затем острая боль так и пронзила ребра. Потом – еще и еще, и тут я очнулся.

Я проснулся вовсе не из-за любопытства. Узнать, где нахожусь. Ясно, что в каком-то очень скверном месте. Я проснулся потому, что голова моя превратилась в некое подобие разбухшего шара с очень тонкой кожей, походя, наверное, на раздутый пузырь, а потому было очень трудно удержать в ней бултыхающие, точно в сосуде, обрывки мыслей. Обычно, когда моя башка начинала шалить, я сильно надавливал на шрам, и это помогало. Я и сейчас попытался так сделать, но обнаружил, что руки меня не слушаются.

Странно.

Я слышал голоса, улавливал запах сигарного дыма. Одна половина меня силилась проснуться. Другая предпочитала не переносить меня в мир, где голова походит на перезревшую дыню, сладкую и подгнившую, из трещин которой сочится плоть.

Решение принял не я. Мужской голос произнес:

– Вот видите, сэр? Он уже приходит в себя.

С этими словами мужчина ухватил меня за волосы и заставил откинуть голову на спинку стула. Я сел.

В легкие сразу ворвался воздух, но что до остального, просто не помню, сколько времени понадобилось, чтобы я очухался уже окончательно. Как-то не зафиксировал в памяти детали и подробности возвращения сознания. Только одно знал точно: череп мой взорвался и разлетелся на мелкие кусочки, точно корабль под пушечными выстрелами. Минуты или секунды спустя я полностью пришел в себя.