– Вы сильны, дерзки, храбры, приближены к царской особе, но при этом… вы другой.

Вы смотрите по-другому… Гм! Мне трудно объяснить… но я попробую. Вот вы сейчас принесли антикварные вещи на десятки тысяч рублей и считаете их красивыми безделушками, годными лишь для подарка. Это видно по вам. Понимаете, что хочу сказать? Хм. Вижу, нет. Ну… это словно вы подарили маленьким девочкам по кукле, при этом проявив благодушное снисхождение взрослого человека. Понимаете, мы разбиты на сословия, где немалую роль играет знатность и богатство, ведь именно они определяют место человека в обществе. В вас этого нет. Вы словно вне всех этих правил и условностей. Да-с.

– Извините, но мне не совсем понятны ваши доводы.

– Да я и сам толком ничего не понимаю! Хочу объяснить, а слов нет. Просто таких людей, как вы, мне еще не приходилось встречать! Елизавета мне все уши прожужжала о ваших достоинствах, а Светлана… вы ей очень нравитесь. М-м-м… Собственно, к чему я этот разговор завел. Мне бы очень хотелось понять, что вы собой представляете как человек. У дочери была пропасть самых разных поклонников, ей присылали цветы и всевозможные подарки, но она их всех отвергла! Да, она всегда была своевольной девушкой. Я пытался ее воспитывать, но для всяческих жизненных нюансов подрастающей девушке нужна женщина, а я… м-м-м… мужчина. Вот так и получилось, что она сама себя воспитала. Теперь вот Лиза… по ее стопам идет. Вы поймите меня правильно, Сергей Александрович! Успокойте душу, объясните мне, ради бога, кто вы такой будете?

– Нелегкая эта задача, Михаил Васильевич. А знаете почему? Потому что, что бы я ни говорил, вы будете на меня смотреть, как сквозь очки, через все эти россказни. Вам говорили обо мне, что я царский палач?

Хозяин дома явно не ожидал такого прямого вопроса, изменился в лице, закашлялся и промямлил:

– М-м-м. Не без этого…

– Поверили? Только честно!

Антошин тяжело вздохнул, видно, он сейчас и сам был не рад, что затеял этот разговор:

– Не то чтобы поверил… но как же без сомнений. Это же не один человек, это разные люди говорят…

– Судя по всему, вам об этом говорили люди, которых вы хорошо знаете и в какой-то мере уважаете, поэтому отбросить их слова просто так не могли. Я прав?

– М-м… Да, – несколько неуверенно подтвердил мне хозяин дома.

– Насчет ангела-хранителя вам тоже говорили?

– Да. Слышал, – уже более уверенно подтвердил Антошин.

– Среди революционеров меня прозвали «цепным псом самодержавия».

Михаил Васильевич на какое-то время задумался, потом сказал:

– Не знаю, что и думать. Вы для меня непостижимы, как и раньше.

– Вы мне лучше скажите другое. В России жить сейчас стало лучше, чем год назад?

– По себе так сразу и не скажу, но если судить по народу, то легче. Война ушла, вместе с ней исчезли очереди на продукты и керосин, да и люди стали более спокойные и радостные. Матрена, наша горничная, целый год с женихом свадьбу откладывали, ждали, пока пройдет лихое время, и вот теперь решились. Двенадцатого июня пойдет под венец заждавшаяся невеста. Так что я действительно могу сказать, что люди стали жить лучше.

– Вот к этому я и стремлюсь.

Антошин внимательно и цепко посмотрел на меня, потом перевел взгляд куда-то в пространство и какое-то время о чем-то думал, потом, словно очнувшись, спросил:

– Светлана вам очень верит. Не обманите ее доверие. Ей будет очень и очень больно. И еще. Она знает обо всем этом?

– Кое-что знает, а об остальном, думаю, догадывается.

Антошин немного подумал, потом задал новый вопрос:

– Вот вы, если можно так выразиться, царский советник, а каково ваше официальное положение при дворе?

– Нет у меня ни звания, ни титула.

– Значит, вы имеете большую силу и власть, а по сути своей – никто. Видите, даже в этом вы остаетесь верны себе. Вы сам по себе. Неужели вам совсем ничего не нужно?

– Как обычному человеку, но не более того.

– М-да… Вы очень хороший человек, спору нет! И вы мне нравитесь! Гм! Ладно! Давайте оставим это! Господи! Да что мы с вами не по-людски как-то, все на ногах стоим! Прошу к столу, Сергей Александрович! Вы садитесь, а я пойду, подгоню своих красавиц, а то они так полвечера перед зеркалом просидят!

Единственным человеком из всех, кто попытался отказаться от подарка, стал Пашутин. Ему был предназначен набор из шести изящных серебряных кубков, украшенных орнаментом из грифонов, единорогов и других мистических животных. В глазницы существ были вставлены драгоценные камни. Поставив на стол массивный футляр, я гордо откинул крышку.

– Владей!

– Из клада? – лаконично поинтересовался Пашутин.

– Из него, – коротко ответил я.

– Как тебе Сибирь?

– Большой и богатый край. Люди мне там очень понравились.

– Люди, говоришь? Ну-ну.

Он взял один из бокалов, повертел его в руках, рассматривая, после чего вернул его на место.

– Красивые. Сколько им лет, как ты думаешь?

– Может, тристи… или пятьсот.

– Ха! Так из них, возможно, рыцари пили.

– Теперь ты, Миша, будешь пить.

– Извини, Сергей, не возьму. Не хозяйственный я человек. Такие красивые и старинные вещи должны дома стоять, глаз радовать, а у меня съемная квартира. Пропадут почем зря. Не возьму.

– Без возражений, Миша. Это подарок, – секунду подумав, я добавил: – От чистого сердца.

Он некоторое время смотрел на меня, после чего пошел на компромисс:

– Они остаются у тебя, а пить из них буду только я.

– Забирай…

– Нет!

Увидев, что полковник уперся, я решил больше не настаивать:

– Как хочешь, но кубки твои. Заберешь, когда захочешь. Теперь расскажи, как воплотилась в жизнь моя идея?

– Просто отлично, Сережа! Записка с твоим предостережением появилась у него на столе, словно по мановению волшебной палочки. Кайзер утром приходит в свой кабинет, а там, на столе, лежит лист бумаги. Хотелось бы мне посмотреть на его лицо в тот самый момент! Ха-ха-ха! – отсмеявшись, он продолжил: – Как мне потом рассказали, во дворце такой шум поднялся, что только держись. Дворец окружила рота охраны. Выставили усиленные караулы и целый день допрашивали всех находящихся во дворце, невзирая на лица. Мне еще сказали, что кайзер заперся в кабинете и отменил все визиты в тот день.

– А твой знакомый как? Вывернулся?

– Это такой прохиндей… Э! Да что о нем говорить. Сделал и сделал.

– Все-таки интересно, на какой крючок надо посадить человека, чтобы он на такой риск пошел?

– Он еще больше рисковал, если бы отказал мне в этой услуге.