– Для этого и звоню, Эрих. Мне нужен твой совет.

«Это его почти дружеское обращение говорит о том, что он не только крайне взволнован, но и испуган».

– Ваше величество, может, дать ему понять, что мы не хотели ничего плохого. И попросить… гм… его совета, чтобы избежать… – генерал чувствовал себя неловко за просительный, столь несвойственный ему тон, но поделать с собой ничего не мог.

– Генерал, вы понимаете, что говорите?! – перебил его слова и мысли раздавшийся в трубке, резкий и злой голос императора.

– Извините, ваше императорское величество! Такое больше не повторится!

«Напыщенный и самоуверенный индюк!» – вдруг неожиданно подумал генерал, который раньше старательно не допускал подобных мыслей, и сейчас ему от этого стало легче. В следующую секунду трубку на другом конце провода положили. Генерал, уже не сдерживая себя, швырнул трубку на рычаг, потому что внутри него все ходило ходуном.

«Только о себе думает, этот надутый фазан! А о том, что произойдет в следующем году, кто подумает?! Кто, спрашивается?! Майн гот! Если русский прав, то о том, что случится с Германией, знают только два человека! Если император ничего не предпримет, то… всему конец! Империя рухнет! Надо что-то придумать. Но что?! Мне нужен совет! Нужен хороший совет!»

Вдруг генерал вспомнил слова из разговора со своим давним другом, генералом кавалерии Генрихом фон Далленом, с которым судьба свела его пару месяцев тому назад в Берлине. Тот намекнул ему тогда, что Германию, возможно, ждут великие перемены, но Эрих фон Фалькенхайн старательно сделал вид, что не понял намека.

«Я верю, что скоро настанет время, Эрих, когда за нас перестанут думать и мы будем решать свою судьбу сами. Ты веришь, мой друг, в великую Германию? Ты умный человек. Нам именно такие и будут нужны. И помни, если в твоей душе появятся сомнения и будет нужен совет, вспомни обо мне».

– Да, мне нужен совет, – прошептал он вслух, даже не заметив этого. – Возможно, ты и прав, Генрих. Может, действительно пришло время думать и решать самим.

Я стоял на краю летного поля и смотрел, как истребитель выделывает в воздухе фигуры высшего пилотажа. Стоявший рядом со мной штабс-капитан Роднин, командир воздушного отряда, не удержавшись, уже во второй раз похвалил своего летчика.

– Молодец! Молодой, а авиатор из него… Талант у него к этому делу, Сергей Александрович! Вон, какие петли рисует! Просто загляденье!

Бросив искоса взгляд на крепкую и жилистую фигуру офицера, ветерана, прошедшего германскую и австрийскую войну, имевшего два ранения и две награды за храбрость, я незаметно усмехнулся его по-детски восторженному выражению лица, с каким он наблюдал за показательным полетом. Несмотря на сорок два года и обильную седину в волосах штабс-капитан был истовым фанатиком воздухоплавания.

– Спорить не буду, Павел Андреевич. Ваш подпоручик – авиатор, скажем так, от бога, – я повернулся к нему. – Когда едете?

– Аэропланы мы приняли, бумаги все подписаны. Вы просто не представляете, какие мы машины получили! Легкие, быстрые! Сказка, а не аэроплан! Вы бы только видели… – но, увидев мой насмешливый взгляд, смешался и сменил тему. – Сегодня показ закончим, день на отдых и вылетаем к месту службы.

– Обратно к себе? – уточнил я.

– К себе. Будем на Дальнем Востоке узкоглазых обезьян пугать! – при этом он хитро усмехнулся и скосил глаза на толпу иностранных дипломатов и военных атташе. Я улыбнулся в ответ, так как знал, что он имел в виду. Японцы. Именно из-за недавнего пограничного конфликта, который мог перерасти в войну, сейчас проходила демонстрация военно-воздушных сил Российской империи. Когда военная авиация стала только формироваться, я подкинул императору это название. Оно ему понравилось и в дальнейшем было официально закреплено указом.

История, на которую намекнул Роднин, заключалась в следующем. Где-то с полгода тому назад повадились, причем с завидной регулярностью, японские рыбаки ловить рыбу и краба в российских водах. Иногда они успевали уйти, а иногда – нет. В конечном результате, на причале рядом с таможней через какое-то время стояли три рыболовецких судна, а их команды работали на общественных работах, разбирая свалки и подметая городские улицы. Японский посол во Владивостоке, как положено, заявил, что это наглое нарушение прав японских граждан, и потребовал, чтобы не только рыбаков, но и их суда вернули на родину с извинениями и компенсацией, в противном случае Япония сама предпримет соответствующие меры.

Когда японцам стало понятно, что их требования не нашли никакого отклика, в русских пограничных водах появился японский легкий крейсер, который, несмотря на предупреждение катера пограничной стражи, обстрелял не только пограничников, но и российское рыболовецкое судно, находившееся поблизости. Командир крейсера знал, что, как только на горизонте покажутся русские военные корабли, он легко уйдет в нейтральные воды, но то, что на помощь пограничной страже придет военный самолет, никак не ожидал. Ему было положено разбираться в военной технике потенциального врага, и он определил его, как истребитель, так русские называли свои быстрые аэропланы, предназначенные для воздушного боя с противником. Стоило ему узнать тип самолета, как он издевательски замахал ему рукой, дескать, проваливай, мы не боимся, после чего истребитель улетел под насмешливые выкрики японских матросов.

Время уже шло к обеду, и командир корабля решил спуститься в свою каюту, чтобы отдохнуть, но не успел пройти и половины пути, как его нагнал испуганный вестовой.

– На подходе русские аэропланы!

Невозмутимость и высокомерие сразу слетели с лица японца, стоило ему увидеть на подлете к кораблю три русских истребителя. Выйдя из стопора, командир крейсера только начал отдавать команды, готовя корабль к бою, как сердце его на мгновение замерло, а потом застучало быстро-быстро, стоило ему увидеть, что истребители резко нырнули вниз, заходя на корабль, словно для атаки, но вместо того, чтобы открыть огонь, они вдруг что-то сбросили.

– Бомба! – раздался на корабле чей-то предупреждающий крик, и сразу загрохотали по металлу палубы тяжелые башмаки – это матросы бросились искать укрытие от сброшенной русским пилотом бомбы. В следующий миг на палубе что-то громко лязгнуло, затем загрохотало и покатилось… но, ко всеобщему удивлению, не взорвалось. Спустя пару минут матросы набрались храбрости и подкрались к брошенному предмету. Им оказалось ведро, наполненное дерьмом, которое сейчас растекалось по палубе, при этом сильно воняя. На самом ведре была сделана свежая надпись на японском языке: «Мы предупредили». Только японские матросы успели разразиться гневными криками и воплями, как сигнальщик с катера пограничной стражи начал передачу флажками. Несмотря на то, что моряк передавал русским алфавитом, командир крейсера, правда, с третьей попытки, понял сообщение – вопрос: «Бомбить?».

Только командир корабля подумал, что русские блефуют, как раздался крик впередсмотрящего: