После этой встречи Шифлер начинает обращаться к Мунку в письмах исключительно со словами «Дорогой друг!». Впрочем, они до конца жизни будут обращаться друг к другу на «вы».

Несмотря на проблемы с картинами для университетского зала, 1912 год оказался исключительно успешным для Мунка. Закончился он крупной выставкой в Гётеборге, которую художник также почтил своим присутствием и был встречен на редкость дружелюбно. Для него стало открытием, что Гётеборг находится всего в нескольких часах езды на поезде от Кристиании. В Гётеборге у Мунка появились хорошие друзья, и впоследствии он нередко будет искать здесь убежища. Нелишним оказалось и то, что выставка имела огромный успех – она удостоилась прекрасных отзывов в прессе, а это, в свою очередь, способствовало продаже картин. Яппе был прав: портрет Гирлёффа покинул Норвегию. Правда, на его покупку Музею изобразительных искусств Гётеборга пришлось не только потратить весь годовой бюджет и залезть в средства, отпущенные на следующий год, но и прибавить к набранной сумме одно частное пожертвование; как бы то ни было, необходимые 10 000 крон все же удалось наскрести.

Успех был очевиден, однако Мунк с нарастающей тревогой думал о будущем. Он отлично сознавал, что в искусстве на смену одним направлениям постоянно приходят другие. Отправной точкой его размышлений стала все та же кёльнская выставка, во время которой немецкий критик даже высказал мысль, что Мунк начинает «слегка устаревать». Мунку скоро должно было исполниться 50, он был на пороге старости. И главное: он видел в Кёльне картины Пикассо и понимал, что появился совершенно новый художественный язык. То, что сам он относился к Пикассо без особого энтузиазма, ничего не меняло. Вот что записал на этот счет друг Мунка: «М. иногда высказывает шутливую тревогу, которая, на мой взгляд, является вполне искренней, мол, он скоро устареет… Пикассо он считал очень толковым парнем, с блестящим умом, но как о художнике был о нем невысокого мнения».

В Стокгольме случилась та же история, что и в Гётеборге. Мунк не выставлялся здесь с 1894 года, зато в 1912 году провел в бывшей столице унии целых три выставки. Главенствующей темой стокгольмских рецензий стала кардинальная переоценка значения творчества Мунка, произошедшая почти за 20 лет, которые прошли со времени последней местной выставки. Газеты утверждали, что выставка «Зондербунда» поставила «печать триумфа» на некоторые произведения современного искусства, и в их числе назывались картины Мунка.

Мунк постепенно осваивался в Недре Рамме. Одна шведская газета опубликовала забавный рассказ Яппе об индюшках – ценителях искусства, которые наблюдают за работой Мунка на улице: они склоняют голову набок, присматриваются и делают шаг назад от полотна. Потом сдвигают головы и начинают квохтать и кудахтать, как бы вынося окончательное суждение! Среди других подробностей жизни на хуторе Яппе красочно повествует о взаимоотношениях Мунка и его коня. Конь этот был освобожден от всякой работы, а зиму провел в доме, потому что на всем хуторе для него не нашлось подходящего стойла. Яппе утверждал, что, беспокоясь за судьбу животного, Мунк чуть было не взял его с собой на паром, когда отправился в Крагерё.

Срок аренды Скрюббена подходил к концу, а Мунк никак не желал смириться с перспективой быть постоянно привязанным к Витстену. Ему очень нравился приход Йелёй, тоже расположенный на побережье фьорда, но на несколько миль[96] южнее, и в начале марта он снял в Йелёе хутор Гримсрёд, расположенный неподалеку от города Мосс.

Первое время на новом месте прошло довольно беспокойно. Окончательное завоевание Германии принесло художнику новую проблему. Теперь состоятельные люди, желавшие приобрести картину Мунка, заказать портрет или сделать и то и другое, взяли за привычку садиться на паром до Норвегии и без дальнейших околичностей являться к художнику на порог. Именно так прибыл к нему Гуго Перлс, юрист и коллекционер живописи. Прежде он купил несколько картин Мунка; Перлс неоднократно, в том числе и через Кольмана, зондировал почву, не напишет ли Мунк портрет его жены Кэт – «крупного красивого создания с изумительными рыжими волосами».

И вот супруги Перлс прибыли к Мунку. Вероятно, они заранее сообщили об этом визите Шифлеру, поскольку тот в письме к Мунку интересуется, написал ли уже художник портрет «рыжей стервятницы». Далее Шифлер замечает, что имел в виду всего лишь внешность госпожи Перлс – «орлиный нос».

Мунк сделал несколько ее портретов, что, впрочем, супругов не успокоило, – они навестили художника еще раз летом. Они напоминали хищных птиц не только внешним видом. Гуго Перлсу хотелось купить графику, и непременно ту, что Мунк совсем не хотел продавать. Неудивительно, что художник вспоминал о Перлсах с раздражением: «Ко мне приезжала немецкая пара и чуть не свела меня с ума своей назойливостью».

Растущая популярность Мунка в Германии удостоилась веселых комментариев Шифлера – по его словам, самые ярые поклонницы норвежского художника – юные девушки: «Они не дают проходу любому, кто может хоть что-то поведать о Вас».

В этой шутке была изрядная доля правды – немцы и впрямь не давали Мунку прохода летом 1913 года. Кроме Гуго и Кэт Перлс, к нему приезжала другая немецкая супружеская пара – Эльза и Курт Глазер. Заведующий Государственным кабинетом гравюр Глазер был довольно влиятельным человеком. Он хотел приобрести работы Мунка для музея и, разумеется, заказать портрет жены. Но визитом Глазеров дело не ограничилось – одновременно с ними желание посетить Мунка изъявил семидесятишестилетний Альберт Кольман. Неудивительно, что Мунку пришлось призвать на помощь резервные войска в виде Равенсберга:

Необходимо все тщательным образом обдумать, чтобы избежать всяческих неожиданностей… Необходимо мобилизовать автомобиль и осветить путь фарами. Приглашаю тебя на обед-совещание.

В результате «совещания» было задумано и организовано грандиозное турне для осмотра достопримечательностей Кристиании и ее окрестностей. Сохранилась фотография роскошного открытого автомобиля: за рулем сидит Глазер, рядом с ним Гирлёфф, который, по всей видимости, указывает дорогу. В задней части автомобиля два ряда сидений, на которых лицом друг к другу сидят фрау Глазер, Мунк, Кольман, Яппе и Равенсберг.

Фрау Глазер свой портрет получила. Однако со следующей порцией немцев управиться было куда сложнее. Не успели уехать Перлсы, как заявился банкир Карл Штейнбарт с дочерью Ирмгард – разумеется, для того, чтобы заказать ее портрет. Гуго Перлс описал свои визиты к Мунку подробно, но, увы, с большими неточностями, объединив в воспоминаниях два приезда в один. Однако описание Штейнбарта получилось у него весьма жизнеподобным: «Высокий, тучный господин с грубым, как будто ему связки натерли наждаком, голосом принялся задавать очень странные вопросы: «Кто владеет самой большой коллекцией произведений Мунка?» Я ответил: «Расмус Мейер из Бергена». – «А сколько у него картин?» – «Тридцать три». – «Больше всего картин Мунка будет у меня, или мне не нужно ни одной».