В этот момент Коул тоже сцепил наши с ним пальцы замком.

– В Шамплейн свадьба проходит так же? – спросил вдруг он, пока мы наблюдали, как Хоакин и Эмиральда по очереди пьют из увесистого кубка, поднесенного священником. Пить нужно было так, чтобы лента не расплелась, а связанные руки не расцепились.

– Почти, – ответила я. – Только лента белая, а не золотая, и обручает молодоженов не священник, а прошлая Верховная или член семьи…

– А что делать, если нет ни прошлой Верховной, ни члена семьи?

– Замуж не выйдешь. Вот облом, да?

Я шутливо улыбнулась, но Коул юмор не оценил и нахмурился так, будто я всерьез озадачила его. В этот момент Хоакин на платформе поцеловал Эмиральду в лоб, оставляя на ее коже след от красного вина, а она, запрокинув голову, оставила такой же след на его щеке. Лишь затем они соединили губы, и дух Эмиральды соединился с духом Хоакина. Их запах, их тепло, их души стали единым целым. Такой была свадьба ведьм… И она была прекрасной.

Золотая лента развязалась сама и, подхваченная ветром, взлетела ввысь. Несколько девушек в толпе взвизгнули, подпрыгивая, чтобы поймать ее – лучший талисман для тех, кто мечтает о счастливом браке. Я заметила в толпе и Адель: она испуганно поднырнула под летящей лентой, боясь нечаянно задеть ее, будто та несла не замужество, а проказу.

Эмиральда спустилась с платформы первой. Дети тут же прильнули к ней, цепляясь за длинный подол, пока женщины с поздравлениями осыпа́ли ее горстями риса. Хоакин в это время воздавал статуи Санта-Муэрте почести – возложил к ее ногам корзину с манго и бутылку анисовой водки. Даже собственная свадьба была не его праздником, а праздником богини смерти.

Повсюду заиграли скрипки и гитары. Толпа расступилась, открывая для новобрачных узкий проход. За чужими спинами мне со своим ростом было не разглядеть их, но я отчетливо слышала смех Эмиральды: что бы ни терзало ее с утра и ни сводило с ума, сейчас она была счастлива. Почему-то это заставило меня улыбнуться.

Стоило им уйти с площади, как часть людей бросилась к накрытому столу, едва не снеся нас с Коулом с ног. За минуту сметя подчистую поднос с карамельными яблоками, дети разбежались кто куда и стали играть в прятки. Взрослые же осушили по рюмке мескаля, читая тосты в честь новобрачных, а затем пустились в пляс: прямо вокруг платформы девушки в цветочных плащах и мужчины в пончо завели пасодобль.

– Ты, случайно, не знаешь, где тут кладбище? Если Диего нет здесь, значит, он где-то там, – прошептала я Коулу, опомнившись, и тут за спиной раздалось:

– Диего до сих пор не вернулся?!

Я была уверена, что Адель ушла вместе с Хоакином и Эмиральдой, но нет, она стояла совсем рядом. Видимо, уже успела сбегать туда и обратно, пока мы с Коулом озирались, восхищались и соображали, что делать дальше.

– Диего! – процедила Адель, и лицо ее покраснело, почти слившись с цветом волос и платьем: то было таким же ядрено-красным и с разрезом до бедра. – Maldita sea![17] Ладно… Спокойно… Уф. – Она сделала несколько вдохов и выдохов, успокаиваясь. – Нет времени. Хоакин просил привести вас сразу после того, как закончится церемония. Нужно идти сейчас.

Она ринулась через толпу в сторону особняка, не оставляя нам с Коулом иного выбора, кроме как пойти следом. Исаак был слишком увлечен початком жареной кукурузы и задушевной болтовней с несколькими старушками – дергать его после всего, что он и так пережил из-за нас, казалось мне слишком жестоким.

Напоследок я оглянулась на деревянную платформу. Мне вдруг померещилось, что Санта-Муэрте провожает нас с Коулом взглядом пустых черных глазниц. Рот ее, тоже выточенный из дерева, будто бы приоткрылся шире и изогнулся… От сухого ветра, треплющего белоснежное платье с цветочным узором, казалось, что грудная клетка статуи действительно вздымается, как у человека, а руки дрожат, с трудом удерживая вес монет и украшений, нанизанных на худые запястья.

«Нет, не показалось. Уж больно Госпоже понравилось платье, которое ты для нее сделала!»

Я сглотнула и быстро отвернулась, побоявшись проверять, дразнится неведомый голос или же говорит всерьез.

Уже через пять минут мы стояли на крыльце особняка Верховного. После захода солнца в Мексике заметно холодало, и Коул мягко растирал мои плечи, пока мы шли, бормоча что-то о том, что стоило надеть кофту с длинными рукавами. Однако риск заболеть был не так велик, как риск не узнать об Анхеле Де’Трасте ничего полезного и вернуться в Шамплейн ни с чем.

– Я думал, свадьба везде как свадьба. То есть… Разве Верховный не должен праздновать вместе со своим ковеном? – поинтересовался Коул, когда Адель заперла за нами ореховые двери и повела по извилистому коридору дома.

– Хоакин очень… замкнутый человек, – произнесла Адель осторожно. – Он предпочитает отмечать все праздники наедине с Эмиральдой. Так уже давно повелось. Свадьба – не исключение. Ковен – отдельно, Верховный – отдельно.

На последних словах она не сдержала недовольства, сморщив нос. Раздвинув створки в конце коридора, до которых я не успела дойти в прошлый раз, Адель пропустила нас внутрь обеденного зала. Он был простым, но уютным: лимонные стены, люстра с вязаным абажуром, старенький граммофон в углу, крутящий пластинку с испанской классикой, и сервант с изысканным хрусталем. Стол, застеленный безукоризненно белой скатертью, был сервирован на четверых, и под каждым фарфоровым блюдом лежали домотканые салфетки. Блюда стояли те же самые, что и на общем столе на площади, но до свадебного пиршества застолье явно недотягивало. К тому же здесь не было молодоженов – только один Хоакин. Он уже сидел во главе стола и даже не удосужился встать при виде нас – лишь молча указал на два противоположных стула, приглашая меня и Коула сесть.

Адель молча вышла, незаметно заламывая пальцы от невысказанного раздражения. Не обмолвившись словом ни с ней, ни с нами, Хоакин взялся за столовые приборы с затертой позолотой и принялся непринужденно накладывать себе еду. Переглянувшись, мы с Коулом последовали его примеру, но лишь из вежливости.

– Невеста к нам не присоединится? – невзначай спросил Коул, бросив взгляд на четвертое место за столом, оставшееся пустым. Я тут же пожалела, что не успела рассказать ему об Эмиральде: Хоакин сжал в руках вилку так крепко, что, казалось, еще чуть-чуть – и она согнется. Новенькое обручальное кольцо из черного металла, огибающее его палец, звякнуло.

– Да, Эмиральде… нездоровится. Ей ни к чему сейчас нервничать. Она присоединится ко мне позже. После того как вы уйдете, – ответил он со скрипом, и Коул бросил на меня вопросительный взгляд. – Кстати, до меня дошла молва, что вы помогли моему ковену в подготовке к церемонии. – Хоакин прожевал спелую виноградину и запил ее крепленым вином из бокала. Точно такое же плескалось и в моем: оно пахло сухофруктами и будущим похмельем. – Благодарю вас за проявленное уважение к нашим традициям, но я не припомню, чтобы просил вас об этом.