–И ты молчала два года, и решила промолчать и на третий год?– чтобы прикрыть Рене, дерзнула пойти в наступление я.

–Я бы промолчала и на сотый год,– непоколебимо, с почти неуловимой ухмылкой, заключила Астрид.– В конце концов, люди умирают и рождаются каждый день. Иногда дни рождения совпадают с чьими-то днями ухода в мир лучший. Я нормально к этому отношусь, а потому не вижу причины, по которой я не могу в этот день отпраздновать день рождения моей лучшей подруги.

–Лучшей?– вздёрнула брови я, наблюдая за тем, как довольная своими доводами Астрид усаживается напротив меня.

–Разве ты сама не считаешь меня своей лучшей подругой?– игриво подмигнула мне Астрид, принимая из рук официанта три пинты пива и расставляя их перед нами.

–Вообще-то, у меня выбор невелик. Из подруг у меня только ты, да Рене.

–Уже много!– воскликнула Рене.– У тебя целых две подруги – у некоторых нет и одной!

И всё же я не ответила на поставленный ребром вопрос и, уверена, Астрид это заметила. Но я не переживала на этот счёт. Потому что я знала, что Астрид уже давно поняла, что взломать мою душу сложно (такой уж я человек), однако она (я отчётливо видела это) готова была продолжать ждать ещё год и даже дольше, чтобы взломать сейф, представляющий собой мой внутренний мир… Я же никак не могу понять её упорство в этом вопросе. Почему я ей так отчётливо сильно понравилась? Почему из двух своих подруг я почти готова признать именно её лучшей? Потому ли, что наши души откликаются друг на друга подозрительно одинаковой вибрацией, или по какой-то иной неведомой мне причине, но меня знание нашей незримой связи отчего-то всегда подбадривало.

–Итак, первое поздравление этим вечером прозвучит от меня!– подняв полную пинту высоко у себя над головой, громко проговорила Астрид.– Пейтон, ты не просто красотка при погонах, ты – самая крутая женщина из всех, что я знаю! Так выпьем же за твои стальные яйца!!! Всем присутствующим в этом баре пиво за счёт заведения!!!– так громко прокричала в моё улыбающееся лицо владелица бара, что я едва не оглохла, и где-то за моей спиной мгновенно взорвалось восторженное: “Ууууу!!!”,– состоящее исключительно из мужских голосов, многие из которых сразу же рванули за халявным пивом в сторону бара.

Об умершей много лет назад сестре Астрид никто больше не вспоминал. Все сосредоточились на выпивке и поздравлениях, и вскоре всё скатилось до стандартного обсуждения наших личных жизней. Вечер протекал по дежурной схеме и мне это нравилось. Подобная обстановка, при которой мне необходимо много слушать и мало говорить, мне всегда нравилась. Я любила слушать, Рене любила говорить, Астрид не были чужды обе стороны этой болтливо-молчаливой медали, так что мы представляли собой едва ли не идеальное общество для проведения времени в компании друг друга. И хотя вечер начался скомкано, всё же благодаря своевременному и ловкому вмешательству Астрид он быстро выровнялся в положительное русло, и больше не сдавал своих позиций. Так что, после седьмой пинты пива и третьего похода в туалет, я наконец начала чувствовать расслабление, и “разряжение”. Даже пришла к выводу, что всё же хорошо, что я в итоге решилась на этот кратковременный тайм-аут. Кто знает, какими последствиями грозила бы для меня безостановочная, круглосуточная работа. Главное вовремя остановиться. Потому что мало что может помочь в тупиковой ситуации так хорошо, как своевременная остановка.

***

Узнав о том, что я весь день проспала, Астрид с Рене возмутились моим поведением. “Тридцать пять лет исполняется один раз в жизни, как ты могла проспать собственный день рождения?! Лучше бы ты проспала все свои утренние тренировки, чем этот день!”,– громко возмущалась Рене, но я не была с ней согласна. Для меня лучше круглосуточно работать и в итоге проспать свой день рождения, чем вычеркнуть тренировки, помогающие мне выжимать из своего физического состояния максимум.

За два часа нашей весёлой попойки прозвучало много тостов и пожеланий, но лучше первого тоста, произнесённого Астрид громогласно и с задором, было только серьёзное и тихо сказанное Маршаллом пожелание мне найти “этого грёбаного ублюдка”. И хотя он не сказал, о ком конкретно идёт речь, все сидящие за нашим столом поняли смысл слов Маршалла и одновременно чокнулись бокалами. Маршалл, огромный, бритоголовый мужчина с гулким баритоном, любил выражаться грубовато, но меня это не смущало. Откровенно говоря, я даже считала, что иначе Марашалу категорически запрещено разговаривать, потому как только подобная манера впритык подходит к его брутальному образу, а вот Рене, услышав слово “ублюдок”, мгновенно поджала губы. Многодетная мамочка, выхолощенная своим обожаемым и обожающим мужем, явно воспринимала Маршалла за неандертальца, но всех нас это только веселило. Иногда, заметив Рене, Маршалл, смеясь и подмигивая ей, произносил что-то наподобие: “Привет, Рене. Охренительная у тебя сегодня причёска”,– или: “Делаем ставки: Рене победит этих сучек из родительского комитета или сучки впервые в истории сгруппируются ради общего дела?”. От грубых словечек Рене забавно кусала губы и хмурилась, словно староста класса, которой целый класс предлагает прогулять урок срамной анатомии. И потому Маршалл продолжал её подначивать, а мы с Астрид продолжали хихикать с забавных реакций Рене.

Стоило только Маршаллу удалиться из-за нашего столика – этим вечером он планировал быть за водителя для Астрид, так что не пил,– Рене сразу же завела свою старую и давно заезженную шарманку о своём идеальном муже. Стэнли подарил ей золотые серьги с рубиновыми камнями. Стэнли приготовил ей на завтрак японские панкейки. Стэнли пообещал на своё шестидесятилетие всей семьёй отправиться в Новый Орлеан, в котором как раз в марте следующего года будет проходить мировое световое шоу. Стэнли купил новый домашний кинотеатр. Стэнли занимался с ней сексом трижды за последнюю неделю и все три раза довёл её до оргазма. Стэнли хотят объявить доктором года… Когда образ Стэнли Ламберта наконец вылился перед нами в статую непоколебимого идеала, Рене переключилась на своих менее идеальных, но не менее любимых дочерей. Адела железобетонно решила после окончания школы поступить в университет Альбукерке и таким образом перебраться жить в Нью-Мексико, за три тысячи девятьсот километров от своих родителей. Рене вся извелась, не понимая, с чем связано столь стойкое желание её старшей дочери забраться в такую даль, если можно поступить на эту же специальность в нашем штате или хотя бы в соседнем, но вчера она вдруг узнала, “случайно” просмотрев страничку Аделы в популярной социальной сети, что причиной тому является парень! Рене подозревала, что Адела познакомилась с ним онлайн около полугода назад, ещё он был старше неё на три года, жил и учился в Альбукерке, благо не в том же университете, который наметила себе Адела – значит, девочка не окончательно зависима от своих чувств… Рене очень переживала из-за этого. Решила пока что не говорить с дочерью на эту тему: вдруг ещё всё само разрешится? Вдруг эти онлайн-отношения распадутся до того, как Аделе придёт время подавать документы на поступление? Да ещё и Лекси её не радует. Недавно сообщила, что определилась с профессией своей мечты: станет фотографом и обязательно уедет жить на Аляску. Эта девочка с десяти лет, то есть уже больше трёх лет как таскается с подаренной ей Стэнли фотокамерой, и, кажется, окончательно с ней срослась. У десятилетней Каприс и вовсе намечаются зачатки депрессии: мальчик, который ей нравится, старше неё на четыре года и встречается со своей ровесницей. Зато у пятилетней Сибил всё в полном порядке: ходит в школу имени Годдарда, примерно учится, имеет хороший аппетит и сон, подсела на мультипликационный сериал о космосе. Единственное, что огорчает младшую дочь не меньше, чем Рене, это то, что её классная руководительница Ванда Фокскасл погибла, а дочь Ванды, пятилетняя Мэлори Фокскасл, является одноклассницей и по совместительству лучшей подругой Сибил, так что Рене, чтобы поддержать мистера Фокскасла, решила организовать на следующих выходных для девочек пижамную вечеринку у себя дома.