— Только я не уверена, что мой способ лучше.

— Мейбл…

— Ладно, иди, черный рыцарь. Встретимся за канадской границей перед сражением.

Она встала, лицо у нее было очень серьезное.

— Как прикажете, моя госпожа.

— До завтра, Блэки.

Я вышел из кабинета и поплелся к себе, размышляя о рыцарях и днях. Скотт храпел, так что я открыл книгу и читал, пока проносящаяся за окном тьма не начала сереть.

II

Рассветное небо (сверху вниз):

Чернь, лазурь, червлень…

…справа горы, слева дубы, много сосен, немного кленов. Ядозуб встал над пенистым ручьем, прыгающим по камням от водопада. Я вышел на балкон и тут же получил порцию холодного душа: листья стряхнули капли на нержавеющий бок нашего чудовища.

— Привет! Эй, привет!

— Привет.

Я помахал рукой в ту сторону, где по камням спускалась… шлеп! — ну вот, по колено в воде! Она вскрикнула, выбралась на камень и сконфуженно глянула на меня.

— Курсант Суяки?

— Э-э… да, сэр. — Она принялась вытирать ногу; канадские реки, особенно по утрам, не парное молоко.

Я стащил с себя рубаху, смял в комок и швырнул ей.

— Секционный дьявол Джонс. — (Она поймала рубаху.) — Можно просто Блэки. У нас тут без церемоний.

— Спасибо вам большое.

Она подняла серебристые гетры, сняла ботинок и принялась вытирать очень хорошенькую щиколотку.

Я пнул ногой трап.

Лязг! Бамц!

Ступеньки раскрылись, и металлические ноги уперлись во влажные сосновые иголки. Я сошел на землю.

— Давно ждешь?

Она улыбнулась:

— Нет, меня только что высадили.

В подтверждение ее слов раздался рев и над деревьями поднялся вертолет.

Курсант Суяки живо вскочила и замахала руками.

Кто-то в кабине замахал в ответ и тут же пропал за медным отблеском на стекле.

— Мы видели, как вы становитесь на стоянку… — Она окинула взглядом громадное тело Ядозуба.

Не помню, говорил я или нет?

Скрестите броненосца с футбольным полем. Пусть детеныша выкармливает танк. К подростковому возрасту получите Ядозуба.

— Я буду работать под вашим руководством?

— Под моим и Мейбл Уаймен.

Она посмотрела вопросительно.

— На самом деле начальник у нас — секционный дьявол Уаймен, Мейбл. А я только-только произведен из линейных демонов.

— Ой, поздравляю!

— Эй, Блэки! Это что, моя новая соседка?

— А вот это, — я указал на перегнувшегося через перила Скотта, с ног до огненно-рыжей головы покрытого веснушками, — твой напарник. Будете жить в одной комнате.

Скотт сбежал по ступенькам, босой, джинсы обрезаны на середине бедра, пояс для инструментов полон разнокалиберными кусачками, рулетками, катушками с изолентой.

— Сьюзан Суяки, — объявил я, — Скотт Макелуэй.

Она протянула руку:

— Очень приятно…

Скотт положил обе лапищи на плечи мисс Суяки:

— Мне тоже, зайка.

— Мы будем работать в паре? — радостно спросила Сьюзан. — Это здорово! — Она стиснула его руку. — Думаю, все будет отлично!

— Ну конечно, — ответил Скотт. — Я… — Тут ухо у него порозовело. — Надеюсь, что да.

— Эй, вы, там, парочка демонов, давайте-ка к гнезду хамелеона!

Скотт, держа Сью за руку, указал в сторону балкона:

— Это Мейбл. Эй, босс! Куда идем, может, надеть ботинки?

— На разведку. Иди так, если хочешь.

— Хамелеона мы держим под левой гусеницей, — объяснял Скотт, ведя Сью вдоль цепной передачи Ядозуба — каждое звено в человеческий рост.

А я думал: если бы сутки назад Мейбл крикнула: «Эй, вы, там, парочка демонов!..», этими демонами были бы мы со Скоттом.

Она, вся в серебре, спускалась ко мне по ступенькам.

— Улыбка перед поединком, Бритомарта?[22]

— Блэки, я превращаюсь в распутную старуху.

На нижней ступеньке она приложила указательный палец к моей груди, медленно провела им вниз к животу и уцепилась за ремень.

— Ты прекрасен. А я не улыбаюсь, а хищно скалюсь.

Я обнял ее за плечи, и мы пошли по мягким сосновым иголкам. Руки она держала в серебристых карманах, ее бедро касалось моего бедра, плечо мягко упиралось в мое, волосы щекотали мне локоть. Она глядела на папоротник и на дубы, на скалы и на воду, на бок лежащего Ядозуба, на сияние утра между ветвями.

— Ты дьявол. А значит, я могу говорить тебе то, что было бы бессмыслицей для других.

Она кивнула туда, где за трехметровой ступицей только что скрылись Скотт и Сью.

— С нетерпением жду ваших слов, госпожа.

Мейбл указала на Ядозуба:

— Блэки, ты понимаешь, что такое на самом деле Ядозуб и линии, по которым он рыщет?

— Догадываюсь, что вы ждете ответа не по учебнику, мисс Инструкции-и-Правила.

— Это символы образа жизни. Всемирные линии электропередачи поддерживают работу сотен тысяч холодильных установок на экваторе, обеспечивая хранение продуктов; благодаря им Арктика стала обитаемой. Население таких городов, как Токио и Нью-Йорк, сократилось втрое. Прежде люди боялись, что на планете станет слишком тесно, что наступит голод. И притом бо́льшая часть населения обрабатывала менее трех процентов пахотной земли, жила менее чем на двадцати процентах земной поверхности. Всемирные линии электропередачи означают, что человек может жить на суше, где захочет, и много где под водой. Государственные границы служили предлогом для войн, теперь они нужны лишь картографам. А мы в брюхе Ядозуба дальше других от того образа жизни, который помогаем поддерживать, — ирония судьбы, не так ли? И все же мы в выгодном положении.

— Согласен.

— А ты когда-нибудь задавал себе вопрос — почему?

— Образование, много свободного времени, — предположил я, — мы рано уходим на пенсию…

Мейбл усмехнулась:

— О нет, Блэки, это далеко не все. Мужчины и женщины работают вместе. Наш штурман, Фальто, один из лучших поэтов современности, пишущих по-французски, прославленный на весь свет, и притом лучший штурман, какого я видела. А Джулия, которая нас так прекрасно кормит, может вести Ядозуб почти не хуже меня и пишет паршивые картины, работает с тобой, со мной, с Фальто и Скоттом — мы все работаем на одной станции техобслуживания. И даже тот факт, что ты запросто можешь переселиться из комнаты Скотта, а маленькая мисс Суяки — к нему вселиться с легкостью, которая изумила бы твоих африканских предков не меньше, чем моих финских. Вот что такое этот стальной драндулет.