Она уже открыла рот, чтобы высказать, выругаться, но Мать опередила её:

— Поганые фантазёры, которые не владеют своей головой, пишут трактаты, где решают, кого убить, а кого миловать! Всё бы ничего, да такие же дураки им верят! Мы сделали одолжение всему миру!

Хэлена стояла, опустив глаза. На них наворачивались слёзы. В отличие от Зигфрида Татцена, Вольфганг нравился ей. Нравился по-настоящему.

— Беттина говорила, что видела, как ты разговаривала с каким-то бородатым в церкви. По описанию он был очень похож на этого твоего демонолога. А я, старая дура, не поняла сначала, почему ты так за ним увиваешься, — Мать покачала головой. — Может быть это ты навела его на наш след?

— Нет, — испуганно произнесла Хэлена.

Старуха оценивающе посмотрела на неё, поскребла ногтями столешницу и ответила:

— Мы решили, — холодно сказала Мать. — Мы изгоняем тебя.

У Хэлены отнялся язык. Она стояла, прижав книжицу к груди не в силах вымолвить ни слова.

— Ты предала нас и нашу веру. Теперь, Лиса, тебе нет места в нашей общине и никто из нас не пустит тебя под свою крышу. Собирай свои вещи и уходи. Мы не будем тебя преследовать, потому что не держим зла на тебя, но и обратно не примем.

В душе Хэлены всё смешалось, она смотрела на Мать глазами, полными слёз. Рушились все её надежды когда-нибудь стать верховной жрицей, рушилось всё…

Она не выдержала, хлопнула дверью и побежала прочь.

Когда шаги Хэлены стихли и хлопнула входная дверь постоялого двора, Мать тяжело вздохнула и сказа присутствующим:

— Они нас всё-таки нашли. Нужно уходить.

— В Бамберг? — спросил Ганс, надевая перчатки. — На севере война…

— Мы вернёмся в Бамберг. Там последнее место, где инквизиция будет нас искать. Нужно воспользоваться суматохой, вернуть Эрику и отправляться на юг, подальше от войны.

* * *

Воины инквизиции собрались в одной из келий арнштадского монастыря. Монахи, узнав об их священной миссии, с радостью предоставили им кров и пищу. Отсюда шла слежка за ковеном, здесь они ждали удобного момента, чтобы ударить.

Близился вечер, оранжевое осеннее солнце уже начало заглядывать в высокие окна, окрашивая белёные стены в оранжевый цвет.

— Пусть Господь упокоит его душу, — сказал Кратц, сняв шляпу.

— Думаете, еретики обнаружили его книгу? — спросил молодой Отто.

— Уверен. Говорил я ему, оставь. А он думал, что сможет всё время держать её при себе. Ему были важны его пометки. Он сказал, что мысли, которые к нему приходят, потом забудутся.

— Хороший был человек, — кивнул Фиделиус.

— Завтра мы возьмём их логово, но нужно срочно написать герру Фёрнеру. Айзанханг займитесь.

— Но… — попытался возразить Готфрид, — нам нужно в Бамберг.

— Что случилось? — нахмурился Кратц. — По дому соскучился?

Готфрид подавил раздражение.

— Завтра уже будет поздно — вы же знаете, что они собираются вернуться в Бамберг. Я думаю, они уже снялись с места.

— Откуда такие познания? — скривился лейтенант.

— Мы упустили Хэлену Каленберг, мы упустили ковен, потому что недооценили их. Мы не успеваем, они слишком быстро реагируют. Поэтому я думаю, что мы должны первыми добраться до Бамберга и встретить их там.

— Что за надобность им возвращаться в Бамберг?

— Дело в том, что там Эрика. Я почти уверен, что именно из-за неё. И если ведьмы снова её выкрадут, то…

Кратц сверкнул глазами, а другие солдаты отвернулись, будто бы стыдились за соратника.

— Отставить панику. Что им за надобность из-за одной девки идти к нам в руки?

— Не могу знать.

— Вот в этом и дело. Послушайте, Айзанханг! Если их преосвященство обещал сделать вас лейтенантом, то это очень похвально. Но пока вы всего лишь сержант, и подчиняетесь мне! А теперь займитесь письмом.

Готфрид нахмурился. Его охватил такой страх за Эрику, что он больше ни о чём не мог думать. Он не мог снова её потерять. И тем не менее, белое перо со скрипом заплясало по бумаге, следуя словам лейтенанта Кратца и оставляя за собой строчки ровных букв:

«Ковен вновь действует. К нему примкнули местные знахари и колдуны, разбойники и простой люд, впавший в ересь. Эбенхольц убит, но успел сообщить, что ковен собирается вернуться в Бамберг, чтобы склонить народ ко дьяволу. У них есть оружие и верные люди, примите меры. Роланд Кратц.»

Готфрид ещё раз перечитал короткое письмо, исправил кое-какие ошибки и переписал его на чистовик. Потом он сложил из чистого листа бумаги конверт, на котором написал: «Герру Фридриху Фёрнеру, викарному епископу Бамберга», и запечатал письмо воском.

Письмо отправили вместе с гонцом — совсем юным мальчишкой на горячем пегом коне.

Солдаты стояли на крыльце монастыря, щурясь от закатного солнца. Когда конь скрылся из виду, Кратц обратился к Готфриду:

— Мы не знаем точно, отправятся ли они в Бамберг. Может быть всё это обман. Поэтому у нас каждый человек на счету. А Дитрих, если вдруг потребуется, защитит твою Эрику.

— Да, — кивнул Готфрид. — Он не подведёт.

— Ну вот и хорошо, — ответил Лейтенант. — Теперь ужинать и отбой. Завтра решим, как будем брать ковен.

Наступила ночь. Монахи давно спали, монастырь погрузился в тишину. Только в одной келье горела свеча, рассеивая тьму. Товарищи в соседних кельях тоже спали сном праведников. Готфрид принялся собирать свои вещи. В сумки отправилась одежда, кое-какая еда и письма от Эрики, в которых она писала, что у них с Дитрихом всё хорошо. («Мы ходили вместе в церковь, Дитрих рассказывал мне о вашей службе» «А вчера он так напугал кошку, что она теперь прячется от него под моей кроватью»). Беспокоиться пока было не о чем.

Когда он закончил, было уже за полночь. Двор монастыря слабо освещала убывающая луна.

Придя в стойло, Готфрид снял сбрую со столба и принялся запрягать коня. Тот фыркал, не успев проснуться, надувал брюхо и норовил укусить. Однако же Готфрид запряг его, прицепил сумки к седлу и покинул монастырь. Путь его лежал на юг, в сторону Бамберга.

Готфрид понимал, что за побег его объявят дезертиром, но ему больше не хотелось ввязываться во всё это. Ему хотелось спокойно жить с Эрикой, а не гоняться за ведьмами и не бояться, что они придут в его дом. Жить там, где нет дыма и гари, где чистый воздух и цветущие луга. Где-нибудь в предгорьях жить, как червяк в сале, и горя не знать. И он уже придумал, как добьётся этого.

Обещанное ему повышение, карьера инквизитора, духовный сан, привилегии — всё это уже не имело никакого смысла. Всё это сор, мирские блага, по сравнению с уютным монастырём семейной жизни.

Он помолился святым о лёгкой дороге, сонный привратник открыл двери, удивлённо спросив, куда майстер собирается на ночь глядя. Готфрид не удостоил старика ответом и покинул гостеприимный монастырь.